Среди своих сверстников и товарищей по уличным забавам Серега Монах (прозвище Есенина в детстве) был признанным коноводом, неутомимым выдумщиком и заводилой по части различных мальчишеских игр и забав, драчуном и забиякой.
«За озорство, — вспоминает Есенин, — меня ругала только одна бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную и часто говорил бабке: „Ты у меня, дура, его не трожь. Он так будет крепче!“»[43]
Мало кто из константиновских мальчишек так проворно и ловко карабкался по деревьям, как Есенин, не было среди них и лучшего «специалиста» по части птичьих гнезд и яиц. «Многим, — рассказывал он позднее, — кому грачи в полдень после пахоты мешали спать, я снимал гнезда с берез, по гривеннику за штуку. Один раз сорвался, но очень удачно, оцарапав только лицо и живот да разбив кувшин молока, который нес на косьбу деду» [44].
Постоянными спутниками во всех его похождениях были Клавдий Воронцов — сирота, выросший в доме константиновского священника Смирнова, и Тимофей Данилин — сын деревенской нищенки. Немного позднее Есенин подружился с Николаем Сардановским — сыном учительницы, каждое лето с 1907 года приезжавшей со своими детьми в Константиново[45].
С раннего утра Есенин отправлялся с друзьями на Оку, где они часто проводили весь день. Бывало, вспоминает Николай Сардановский, «далеко отплыв от берега, мы ложились на спину и запевали традиционное „Вниз по матушке, по Волге“. Пели с большим чувством»[46]. Когда Оку перекрыли плотиной у соседнего села Кузьминское, глубина и ширина ее значительно увеличились, и никто в Константинове не рисковал ее переплыть. И вот в один из июньских дней Есенин с друзьями при встречном ветре переплыл Оку. «Подвиг» этот они решили воспеть. «Есенин, — как вспоминает Н. Сардановский, — написал на дверной притолоке дома, где часто собиралась наша дружная компания, стихотворение, кажется, из трех строф… Я помню последнюю строфу:
По вечерам, вернувшись с реки в село, Есенин с друзьями часто отправлялся в пустовавший дом. Порой в этом Доме они коротали все летние ночи. «Засыпали мы зачастую уже тогда, — вспоминает Н. Сардановский, — когда начинало светать, на улицах мелодично голосили петухи и мимо окон, бодро позвякивая ведрами, бабы шли доить коров. Уже в постелях выслушивали сказки или загадывали загадки. Особенно много загадок знал Сергей… Очевидно, и в ночь нам не оставалось ничего, кроме того, как настраивать себя на игры во сне»[48].
Любил Сергей Есенин с товарищами поиграть в лапту, бабки, городки, устроить облаву на галочьи гнезда: ребят забавляло, как с шумом и криком птицы летали над их головами.
Есенин писал в автобиографии 1923 года, что его «детство прошло среди полей и степей»[49] (подчеркнуто мной. — Ю. П.). Очень жаль, что долго это важное замечание, по сути дела, не принималось во внимание, когда речь шла о раннем периоде жизни поэта. Неповторимая красота родной природы окружала Есенина буквально с колыбели.
Подрастая, Есенин чутко воспринимал этот радужный мир земной красоты. Вспомним, как любовался он зарей, которая «на крыше, как котенок, моет лапкой рот»; как переживал, что лошади на Оке чуть-чуть было «не выпили» луну; как однажды был удивлен, увидев, что «словно яйцо, расколовшись, скользнул месяц за дальним холмом»; как вслушивался в звонкий говор «духовитых дубрав», что «кличут ветками к реке».
Сколько раз позднее согревали и успокаивали поэта бесконечно дорогие его сердцу воспоминания детских лет!
45
По-разному в дальнейшем сложилась судьба друзей «деревенского детства» поэта, но он всегда относился к ним с добрым чувством. Об этом рассказывают в своих воспоминаниях К. Воронцов и Н. Сардановский.
46
Н. Сардановский. Из моих воспоминаний о Сергее Есенине. Рукописный отдел ИМЛИ имени Горького. Архив Есенина.
48
Н. Сардановский. Из моих воспоминаний о Сергее Есенине. Рукописный отдел ИМЛИ имени Горького. Архив Есенина.