— Фёдорыч! — подступали к нему разгорячённые земляки. — Скажи своё слово!
Ватутин, присев на корточки, аккуратно разворачивал на колене самодельную карту, терпеливо, в который раз, принимался разъяснять:
— Иван Евсеич, Егор Лукич, глядите. Вот отсюда, от дороги, начинаются ваши наделы. Правильно?
— Правильно.
— Вот идёт между вами межа, так?
Мужики с сомнением глядят на ватутинскую карту, чешут затылки:
— На бумаге-то, Миколай Фёдорович, может оно и так, а на земле — совсем может выйти иначе… Так что, надо бы на месте пойти поглядеть…
Ватутин поднимается на ноги, спокойно сворачивает карту, засовывает её за пазуху.
— Всё. Дважды глядели, дважды перемеряли — ошибки нету. Забивайте колья.
— И то так! — шумят мужики. — Дальше давайте делить!
Члены комиссии важно поглаживают косматые бороды, глядят на своего юного председателя. Председатель привычным движением вскидывает на плечо складную деревянную сажень, оглядывает обступивших его односельчан:
— Ну что ж, двигаемся дальше…
Так на чепухинских полях постигал юный Ватутин азы самой трудной в жизни науки — науки человеческого взаимопонимания. Уже тогда в его характере угадывались черты будущего полководца — сдержанность, справедливая требовательность, заинтересованность в чужом мнении.
Именно здесь, на чепухинских полях, обрёл он первые навыки в работе с людьми, пригодившиеся ему в дальнейшем на иных полях — полях великих сражений.
ВРЕМЯ ТРЕВОГ И СМЯТЕНИЙ
Лихолетье — только русскому человеку понятен подлинный, истинный смысл этого слова, одному только нашему народу по нескольку раз на столетие выпадает пережить невиданные потрясения…
В 1918 году, вскоре после Октябрьской революции, Советская Россия была охвачена пламенем гражданской войны — братоубийственной, жестокой, сопровождаемой бессмысленными жертвами и великим кровопролитием. Пользуясь хаосом и внутренним противоборством в стране, армии иностранных держав плотным кольцом окружили Советскую Республику — началась интервенция. Англичане, французы, немцы, американцы, чехи, японцы — кого здесь только не было…
Бродили по городам и весям бесчисленные, никаким властям не подчинявшиеся шайки — каждая со своим вождём, знаменем, лозунгами. Все они били себя в грудь, хватали за шиворот мужика: «Корми освободителей!» Только к 20-му году в истерзанной стране начало наконец-то утихать это невиданное человеческое безумие. К весне отпылали пожары на Дону и Кубани, расстрелян был в Иркутске «верховный правитель России» адмирал Колчак, не выдержал натиска Красной Армии генерал Юденич.
Были также разбиты и долго хозяйничавшие в Валуйском уезде отряды Добровольческой армии генерала Деникина. Изгнаны были отсюда немцы и гайдамаки.
Всё это тревожное время деревня Чепухино находилась в нейтральной зоне — между белыми и красными. Трудна и непредсказуема была жизнь на этой земле. Зачастую случалось так, что утром в деревне провозглашалась одна власть, вечером — другая, и каждая из них требовала подчинения своим порядкам и законам.
Тяжело жилось трудящимся массам Валуйского уезда под игом гайдамаков и немцев. Порка, тяжелая контрибуция — вот что беспрерывно испытывало на себе население. Хлеб, мясо и все продукты питания отбирались у крестьян беспощадно. Понятно, что все с нетерпением ждали восстановления Советской власти…
Газета «Воронежская беднота».
4.01. 1919г.
Отец и брат Павел взялись за оружие — одними из первых вступили в Валуйскую повстанческую революционную армию. Николай в эти беспокойные дни оставался дома, «за старшего мужика». Нелёгкое бремя крестьянских забот пришлось ему взвалить на свои плечи — от зари до зари приходилось пропадать в поле, ходить за скотиной. Не намного стало легче и тогда, когда вернулись домой отец и брат.
В республике, особенно в крупных городах, свирепствовал голод. Советское правительство, изолированное от всего мира, начало искать пути преодоления этой страшной беды. И оно их вскоре нашло. Был издан Декрет о продразвёрстке зерна и фуража. Всем губерниям, уездам, волостям, каждому мужику доводился точный план — сколько нужно сдать государству зерна. Пошли по крестьянским дворам продотряды: «Давай, мужик, хлеб! Москва голодает, Питер голодает…»