Многие из нас были уверены в том, что будущие генералы могут появляться на свет только во дворцах или, в крайнем случае, в особняках с мраморными колоннами, а тут вдруг — крытая соломой мазанка…
Невдалеке от этой мазанки, на огороде, мы увидели двух пожилых женщин. Сгорбившись, они пололи картошку. Руководитель группы подошёл к ним, втроём они стали о чём-то договариваться. Затем одна из женщин, на ходу вытирая руки о фартук, приблизилась к нам. Прислонила к плетню тяпку, скромно, по-крестьянски поклонилась:
— Здравствуйте, ребятки. На экскурсию?
— Знакомьтесь, — представил её преподаватель. — Матрёна Фёдоровна, сестра генерала Ватутина…
Это сообщение в очередной раз повергло нас в недоумение. Разве у генерала может быть такая сестра?.. Руки заскорузлые, на ногах запылённые калоши, сама маленькая, голосок тихий…
— Из Валуек, значит, пришли? Не уморились?
И тут же, поднимаясь на крыльцо, начала рассказывать:
— А мы раньше, бывало, с мамой в Валуйки тоже пешком ходили. У церкву, на базар, по лавкам позаглядывать, родичей проведать — всё пешочком, пешочком. Так ещё и обыдёнкою… Ну, проходьте, глядите, как мы тут жили-поживали.
Зашло нас в хату человек двадцать пять, из-за тесноты кое-кому пришлось стоять на пороге. Словно оправдываясь за это, сестра генерала, смущённо поправила на голове платок, улыбнулась:
— Так-то вот, ребятки. А было нас у папы с мамой девятеро детей — пятеро ребят и четверо девок. Коля был вторым, с девятьсот первого года. Всё книжки читал — куда б ни шёл, книжка у него за пазухой. Была у нас тут, в Чепухинке, школа четырёхклассная при церкви. Закончил её Коля наилучшим учеником, собрался дальше идти, в Валуйки, а отец тут и говорит: «Денег, сынок, нема на твою учёбу». Так, верите ли, Коля после этих слов три дня не ел, не пил, всё переживал, ляжет на телегу и глядит молча в небо… Потом, правда, уладилось всё, и пошёл наш Коля дальше по своему пути, по грамоте…
Пол в домике был земляной, устланный домоткаными дерюжками, пахло полынью и кизяком. В кухне (по-чепухински — в «хатёнке»), возле русской печи, стояла видавшая виды прялка, под печью лежал пучок ржаной соломы, стояло деревянное корыто.
— А вот тут, — показывая на солому, пояснила Матрёна Фёдоровна, — мы ягнят маленьких держали. А как же иначе? Окотилась овца, а на дворе ещё снег лежит. Куды ж их девать…
У окна, занимая почти половину «хатёнки», стоял старинный ткацкий станок.
— Станок гожий, — продолжала экскурсию сестра генерала.— Прямо хоть сейчас садись за него и тки. Это теперь в магазинах всё себе покупают, а раньше только станок и выручал… Даже рушники на нём да скатерти ткали с узорами — видите, какие красивые? — проводя нас дальше, в «большую хату», говорила Матрёна Фёдоровна.
В «большой хате», украшенные яркими домоткаными полотенцами, висели на стенах рамы с фотографиями, пучки полевых цветов, в углу — икона. На видном месте красовался генеральский мундир.
— Колин, — пояснила Матрёна Фёдоровна. — И сапоги вот его, тридцать седьмой размер. Росточком-то он не вышел у нас, хотя крепкий, рукастый был…
Подошла к иконе, перекрестилась.
— Икону эту мама наша, Вера Ефимовна, из самого Киева, из лавры, принесла. Ходила она туда пешком на богомолье.
Посреди хаты покачивалась, подвешенная к матице, детская люлька. Вдоль стен стояли лавки, большой деревянный сундук.
— Здесь у нас хранилось всё самое ценное, — сказала Матрёна Фёдоровна. — Выходная одёжа, документы, дедушкин Георгиевский крест…
На низеньком столике, под стеклом, лежали вещи, награды, письма генерала Ватутина.
— А вот тут у нас была «комнатка», — повела нас дальше Матрёна Фёдоровна. — Спальня, по-теперешнему.
В «комнатке» стояла самодельная деревянная кровать, рядом возвышалась лежанка, укрытая домоткаными попонами.
— Тут наш генерал и спал, — показывая на кровать, улыбнулась Матрёна Фёдоровна. — Правда, не всегда — народу-то в семье было много…
Наконец, вышли из домика на улицу. Яркая белизна меловых гор, окружавших деревню, на мгновение ослепила нас. Подошла со стороны огорода другая женщина, скромно, по-крестьянски поклонилась, поздоровалась.
— Это тоже сестра генерала Ватутина, — представил её преподаватель, — Дарья Фёдоровна.
Начались воспоминания, рассказы, в основном — о детстве, юности Николая. О боевых же подвигах знаменитого брата, как мне помнится, ничего сестры не рассказывали — видать, не очень-то они в этих делах разбирались. Да и мы тогда вряд ли запомнили бы номера дивизий, названия фронтов, армий, военных операций, даже если бы они и рассказали нам об этом. А вот то, что мы увидели и услышали тогда в маленьком ватутинском домике — осталось в нашей памяти навсегда.