Ефим уже лежал в постели.
— Ты чего, батя? — испуганно спросил он, вскакивая и хватаясь за брюки.
Холодов приложил палец к губам и присел рядом с сыном.
— Сдается мне, слышала она все, — кивнул он на дверь, выходящую в комнату Тани.
— Что ты! — ужаснулся Ефим, растерянно озираясь.
— Не иначе как она продала тогда Степку, захлопали нас с зерном.
— Что же делать? Может, мне уйти?
— Куда?
— Где-нибудь с недельку перебьюсь, а там, глядишь, немец нагрянет.
— К черту! — зло проговорил Холодов. — Из своего-то дома? Нет уж… Мы присмотрим за ней, в случае чего… Пойду гляну.
— Не надо, батя.
Холодов шагнул через порог. К кровати Тани подходил на цыпочках. Осторожно приподнял край одеяла. Девушка дышала ровно, ни один мускул лица не дрогнул.
— Слава богу, померещилось, — облегченно вздохнул Холодов.
11
Отряхнув у порога пыль с рубашки, Захар Петрович хмуро посмотрел на сына. Федя сидел за столом с книжкой, заслонив головой чуть теплящуюся красноватым светом лампу.
— Чего уткнулся, глаза губишь? — сердито проворчал Захар Петрович и, глянув на плотно завешенные окна, приказал: — Выкрути-ка побольше фитиль, сидите, как в погребе.
— А тебе шить, что ли? — возразила жена, направляясь к печке, чтобы подать ужин. — Не шибко достанешь керосин, будем сидеть в потемках.
Захар Петрович отмахнулся от нее и загремел рукомойником.
Федя закрыл книгу, вылез из-за стола и прилег на койку. Наблюдая за отцом, догадывался, что он вернулся не в духе: случилось что-то.
Между тем Захар Петрович расчесал пальцами бороду, взялся за ложку. Мать присела рядом с ним и беспокойно спросила:
— Куда это с обеда Иван Егорыч поскакал? Туча тучей, чисто хворый. Ни на кого не смотрит.
— Ас чего ему бодрым быть? — Захар Петрович помешал горячий борщ. — Дела ерундовские подошли. Как бы нам не того. Немец наседает, к Трехостровской вышел. Завтра с утра хлеб отправлять будем. Обещали подослать какую-то колонну машин. Все брички под зерно поставим.
— А мы как же? — простонала жена. — Останемся, что ли?
— Пока еще никто не уезжает, — задумчиво ответил Захар Петрович.
Федя спросил:
— Батя, а правда, говорят, скот будут угонять?
— Ежели потребуется — погонят. Фашистам не оставим.
— Как будто не знает, а самого назначили старшим, — выпалил Федя. — А Лукич у тебя заместителем.
Отложив ложку, Захар Петрович поднял глаза на жену. Она в ответ лишь покачала головой.
— Сорока, что ль, на хвосте принесла? — попытался отшутиться Захар Петрович.
— Узнал, — загадочно улыбнулся Федя. — Мы все знаем. Возьми меня с собой.
— Тогда видно будет. Скажи своим друзьям, чтоб поменьше языком болтали, — строго сказал Захар Петрович и заковылял в горницу. — Ложись пораньше спать, завтра на току работы много.
Первой об угоне скота из станицы узнала Таня. Днем она случайно подслушала разговор Курганова с бригадиром полеводческой бригады. Председатель требовал срочно привести в порядок брички, фургоны, арбы, упряжь. При этом он сказал, что старшим по эвакуации скота будет Захар Петрович, его помощником — дед Лукич, а скотогонами — ребята-комсомольцы.
Через час об этой новости уже знали Миша, Василек и Федя.
— Я обязательно поеду, уговорю дядю Ваню, — заявила Таня.
Ее решение ребята одобрили и договорились ехать все вместе.
Спозаранку, когда в станице еще не улеглась петушиная перекличка, Василек помчался к Мише. Он потихоньку подошел к окну и постучал.
— Скорее, — торопил Василек. — Подводы вереницей пошли на ток. Видно, решили закончить с хлебом, а потом уж скот начнут отправлять.
— Я еще матери не говорил, что собираюсь ехать, — признался Миша.
— Я тоже бабке ни гугу.
Когда они подъехали к току, там уже вовсю работали. Колхозники прямо из вороха насыпали зерно в мешки и торопливо носили их в машины и подводы, а высыпав, бегом возвращались назад. К тем машинам и подводам, что стояли подальше от ворохов, выстроились живые цепочки: из рук в руки передавали ведра с зерном.
Миша увидел в одной из цепочек Таню. Заметил ее и Василек. Не обращая внимания друг на друга, они смотрели на нее до тех пор, пока Захар Петрович не крикнул:
— Куда вы, хлопцы, уставились? А ну-ка, подставляйте спины!
Они переглянулись и, не сговариваясь, молча пошли к группе колхозников, грузивших машины.
Осмотрев ток и поговорив с шоферами и возчиками, Курганов подошел к Захару Петровичу.
— За пару дней успеть бы выхватить хлеб, — озабоченно проговорил он. — Ночью опять звонили из райкома. Нажимают.
— Управимся, — пытался успокоить его Захар Петрович. — Видишь, как подается. Говоришь, нажимают?
— Еще как, — Курганов покачал головой. — Тревожно на фронте. Слышишь, гудит?
Неожиданно высоко в небе появился самолет. Тяжелый гул его насторожил людей. Затихли голоса, сразу же поредели цепочки. Одни, подняв головы, искали глазами самолет, другие поспешили отойти подальше к вырытым в стороне от тока щелям.
— Высматривает, — проговорил Курганов.
— Может, пусть нагруженные машины едут? — предложил Захар Петрович.
— Верно, чтоб не привлекать внимание, — согласился Курганов и, повернувшись к шоферам, собравшимся под навесом, крикнул: — У кого нагружено полностью, можно отправляться! Поживее, поживее!
А самолет уже удалился на восток. Люди стали возвращаться на свои места. На току осталось три машины и несколько подвод, остальные почти скрылись в ветловой чащобе рощи.
И тут все услышали сначала нарастающий гул, а потом увидели стремительно приближающийся на небольшой высоте самолет.
— В укрытие! — закричал что было силы Курганов.
На току все смешалось. Миша растерянно смотрел по сторонам, отыскивая Таню, и никак не мог увидеть ее. Люди, подгоняемые страхом, метались от одного укрытия к другому, падали, ползли на четвереньках. Какая-то женщина, пробегая мимо Миши, прошептала:
— Бог даст, пронесет его мимо.
А Лукич рысцой потрусил к стогу соломы и, как только подбежал, сразу же повалился на землю и сунул голову в стог.
— Чего же ты стоишь, как кукиш перед носом? — услышал Миша сердитый голос Захара Петровича. — Давай сюда!
Не надеясь успеть в укрытие, Захар Петрович отполз и прилег за врытой в землю деревянной бочкой с водой.
Миша подбежал и, зацепившись ногой за оглоблю, упал на Захара Петровича. В ту же минуту ухнули две бомбы. Миша успел увидеть черные султаны земли. Лошади, стоявшие под навесом, шарахнулись и, оборвав привязь, помчались к стогу соломы.
Разворачиваясь для очередного захода, фашистский летчик дал пулеметную очередь по опустевшему току. Дико заржала раненая лошадь. Повалившись на бок, она запуталась в постромках и яростно билась задними ногами о накатившуюся на нее бричку.
Миша поднял голову и увидел, как от самолета отделились две черные точки. С каждым мгновением они увеличивались, и ему казалось, что бомбы летят прямо на него. Прижимаясь к земле, Миша прошептал лежавшему рядом с ним Феде:
— Сейчас трахнет.
Взрывы последовали один за другим. Клубы пыли заволокли ток.
Потом наступила тишина. Самолет, набирая высоту, уходил на запад. И тут все услышали жалобный крик:
— Братцы, не вижу, ничего не вижу! Миша с Федей первыми подбежали к скорчившемуся на стерне шоферу.
Он лежал возле своей машины, закрыв лицо руками. Между пальцами ярко алела кровь. Кабина изрядно потрепанной машины в нескольких местах была пробита пулями.
Миша наклонился над шофером, но Курганов отстранил его и, не поворачивая головы, распорядился: