Елене Васильевне. Оказалось, что отец девушки в чине действительного статского советника служит по Министерству иностранных дел, где занимает высокую должность.
Затем Марина представила Головинского всем остальным многочисленным гостям.
- А я уже знаком с этим очень воспитанным молодым человеком! - пояснил Дмитрий Дмитриевич, снова пожимая ему руку. - Прости, Владимир, я не расслышал твою фамилию.
- Головинский. - Четко произнёс юноша.
- Ка-а-к? Как ты сказал? Головинский? - удивился почему-то Дмитрий Дмитоиевия.
- Так точ.. Да, Головинский. - Повторил Владимир.
- Неужели ты сын Юрия Владимировича Головинского? - воскликнул генерал.
- Да, сын.
- Боже мой! Боже мой! Господа! Господа, вы слышали? Вы слышали, что этот милый юноша является сыном моего полкового товарища Юрия Головинского, с кем я начал службу в Десятом гусарском полку!
Все замолчали, с интересом рассматривая Владимира.
Дмитрий Дмитриевич обнял Головинского, и похлопывая его своими большими ладонями по спине, повторял:
- Я так рад! Я так рад! Передавай поклон от меня твоему отцу! Я даже и не думал, что у Юрия уже такой большой сын!
Владимир был сразу же принят всеми гостями, а особенно родителями Марины. Елена Васильевна с умилением наблюдала, как он ухаживал за её дочерью.
День пролетел как один час...
- "Голова", плохие твои дела. - Грустно сообщил Головинскому Колганов, когда тот вечером вернулся в Корпус.
- Почему? - беспечно поинтересовался Владимир.
21
-"Швабра" к обеду появился и приказал всех построить. Тебя не было... Он жутко обозлился и пообещал устроить тебе показательное наказание.
- Наказание? Ну и пусть! Я выдержу! - спокойно ответил Владимир, вспоминая Марину и прекрасно проведённое время в доме Игнатьевых.
Серое хмурое утро. Сеялся мелкий противный дождь.
- Апрель на исходе, а весной и не пахнет. - Подумалось Владимиру на утреннем построении.
- Кадет Головинский, выйти из строя! - вдруг услышал он приказ директора Корпуса генерал-майора Григорьева.
В этот момент Владимир случайно увидел злорадное лицо "Швабры", и внутри у него похолодело в предчувствии чего-то недоброго.
Головинский стоял перед строем. Директор молчал. Над плацом нависла напряжённая тишина.
- В нашем Корпусе учатся разные кадеты. Старательные, ленивые, дисциплинированные и недисциплинированные... - генерал сделал паузу.
- Боже мой, какой позор! - с тоской думал Владимир, - сейчас перед всеми кадетами мне объявят выговор. А может даже дадут двое или трое суток карцера? Какой позор, а Головинский? Какой позор!
- Есть кадеты очень скромные на вид, но самом деле, - продолжал Григорьев...
- Куда это директор клонит? Неужели меня могут отчислить из Корпуса в назидание другим? - по- настоящему испугался Владимир.
- Но на самом деле - герои! Вот перед вами стоит настоящий герой: кадет Владимир Головинский. - Торжественно выкрикнул директор.
- Всё! Выгонят! - решил Владимир и с тоской стал смотреть по сторонам.
- Находясь на рождественских каникулах, - продолжал говорить Григорьев, - воспитанник нашего Первого кадетского корпуса Головинский, рискуя своей жизнью, спас человека, провалившегося в полынью и тонувшего в ледяной воде. На основании представлений земских и губернских властей, Государём был подписан высочайший приказ о награждении Головинского Владимира Юрьевича медалью " За спасение погибавших". Я с гордостью прикрепляю эту награду нашему герою.
22
Генерал вынул серебряную медаль на владимирской ленте из коробочки, которую подал ему дежурный по Корпусу и, подойдя к Владимиру, прикрепил её к шинели Головинского.
- Кадету Головинскому - ура! - приказал Григорьев.
- Ура-а-а-а! Ура-а-а-а! Ура-а-а-а! - задрожали стены Первого кадетского корпуса.
Затем одноклассники, "сломав" строй, бросились к Владимиру и принялись качать его
с криками " Голова-а-а-а-а"! "Голова-а-а-а-"! "Голова-а-а-а"!
Взлетая в воздух, Головинский видел вытянувшееся от изумления лицо "Швабры".
- А отец, мне ничего не сказал! Вот папа! - только и подумал он.
Во время летних каникул вся семья Головинских выехала за границу. Две недели они провели в Париже, две недели были в Берлине и Вене.
Переполненный впечатлениями Владимир прибыл к началу занятий в Корпусе 29 августа.
Его жизнь вернулась в прежнее русло занятия, дежурства. Он обладал прекрасной памятью, поэтому учёба давалась ему необычайно легко. К дежурствам по роте Головинский относился очень ответственно, за что неоднократно был отмечен в приказах по Корпусу.
Наступала суббота, и Владимир ехал к Игнатьевым на обед, где его уже ждали. Затем они с Мариной гуляли по городу часов до шести - семи вечера. Даже не гуляли, а ездили в игнатьевском экипаже на дутых шинах, с ухоженными рысаками. Ведь Головинский являлся кадетом и ему запрещалось прогуливаться по улицам, да ещё и с девушкой.
Кучер Игнатьевых, пятидесятилетний Степан, при виде Владимира вытягивался по стойке "смирно" и обращался к нему не иначе, как "ваше благородие".
-
- Почему он паясничает, как шут балаганный? - раздражённый поведением кучера поинтересовался он как-то у Марины.
- Володя, он не паясничает! Степан - абсолютно искренне себя ведёт. Просто он тебя очень уважает и отзывается как об " необыкновенно светлом человеке".
- Это как "светлый человек" ? Я - святой, что ли? - оторопел Головинский.
- Да нет! Конечно же ты не святой! Степан утверждает, что у тебя очень чистая душа,
23
от которой светлеет всё вокруг. - Объяснила Марина.
Владимир ничего не понял и в ответ только пожал плечами.
Затем, часов в восемь вечера, Головинский приезжал к тётушке. Они ужинали, беседовали на различные темы, и он оставался ночевать в её доме.
Владимир приходил в библиотеку, выбирал книгу и читал её до самого рассвета.
На следующий день, после завтрака, он садился за рояль и исполнял свои любимые романсы. Тётушка присаживалась рядом и слушала.