Затем он снова читал и, пообедав, возвращался в Корпус.
Головинский был в числе лучших выпускников Первого кадетского корпуса 1912 года, что позволило ему без всяких проблем быть зачисленным в Николаевское кавалерийское училище.
30 августа 1912 года с замиранием сердца Владимир стоял у входа в Николаевское кавалерийское училище. Он с восторгом смотрел на мрачное трёхэтажное здание желтого цвета.
- Здесь учился великий Михаил Юрьевич Лермонтов, ставший самым знаменитым юнкером этой Славной Школы, как издавно называют это престижное учебное заведение. Здесь учился мой дед и мой отец. Мне также выпала великая честь : учиться здесь! - с восторгом подумал Головинский.
Он снял фуражку, перекрестился и вошёл внутрь.
Из просторного зала на второй этаж, где располагался эскадрон кавалерийского училища, вели две лестницы. Владимир уже давно знал, что левая - предназначалась для юнкеров второго курса ( называемых "благородными корнетами"). Юнкера первого курса ( на языке Славной школы - "сугубые звери") имели право пользоваться только правой лестницей.
- Молодой, ты куда направляешься? - перед Головинским появился высокий худощавый юнкер второго курса с прыщавым лицом.
- В эскадрон. - Просто ответил Владимир.
- Молодой, чтобы пройти в расположение эскадрона, ты должен представиться мне, "благородному корнету" Перепеловскому.
- Начался знаменитый цук Славной Школы. - Сразу же догадался Головинский.
Он строевым шагом приблизился к "благородному корнету" и, приложив руку к
24
козырьку фуражки, проорал:
- Господин "благородный корнет", Первого кадетского корпуса выпускник Головинский прибыл для учёбы в Николаевском кавалерийском училище!
- Вот так-то, молодой! Разрешаю тебе следовать в расположение эскадрона! - расплылся в довольной улыбке Перепеловский.
Владимир , осматриваясь по сторонам, сделал несколько шагов по коридору, как вдруг, вновь услышал за спиной голос Перепеловского:
-Молодой, ты кто?
- Князь Манвэлов. - Ответил кто-то с сильным кавказским акцентом "благородному корнету".
- Кто-о-о? - возмутился Перепеловский.
- Князь Манвэлов, я! Прыехал, чтобы учиться на кавалэриста.
- Манвелов, слушай и запоминай, что ты с сегодняшнего дня уже не князь.
- А кто? - удивился обладатель голоса с сильным кавказским акцентом.
- Ты - "зверь"! "Сугубец"! "Сармат"! "Скиф"! "Вандал"! - возмущённо объяснил Перепеловский. - Ты, я думаю, понял?
- Да! Понял!
- А теперь представься мне, "благородному корнету", как следует! Выполнять!
- Господын "благородный корнэт", скиф Манвэлов для учёбы прибыл!
Всех зачисленных на первый курс Николаевского кавалерийского училища отправили в баню, а затем в цейхгауз, где каптенармус выдал им бриджи, кители, сапоги....
Затем всех разбили по "взводам". Их было три, и они, согласно традициям Славной Школы имели свои исторические названия. Первый - именовался Лейб-взводом, второй - Лермонтовским, третий - " Малиной".
Головинский попал в Лермонтовский взвод.
На втором этаже мрачного здания Николаевского кавалерийского училища располагались спальные комнаты эскадрона. На третьем - находилась сотня, в которой учились выпускники казачьих кадетских корпусов.
Каждый взвод имел свою спальную комнату. Обстановка в ней была по-настоящему спартанской: койки в два ряда с высокими металлическими штырями для сабли и фуражки в изголовье каждой; в ногах - табурет, на который перед сном аккуратно складывалось обмундирование.
У одной стены, под углом в сорок пять градусов, была закреплена деревянная лестница.
25
Каждое утро, перед завтраком, юнкера должны были подняться по ней на руках до самого потолка, а затем спуститься.
Вдоль другой стены тянулся длинный ряд винтовок, составленных в козлы.
Туалетные комнаты не имели ни душа, ни ванных. Только жестяные тазы... Купать юнкеров водили раз в неделю в баню, расположенную в другом здании.
Каждому юнкеру первого курса назначили "дядьку", то есть "благородного корнета", который должен был лично наставлять "сугубого зверя" на путь истинный.
На восемь юнкеров полагался лакей для того, чтобы чистить парадную форму....
"Дядькой" Головинского стал Владимир Литтауэр - юноша среднего роста, брюнет, с тщательно ухоженными усиками и несколько оттопыренными ушами.
- "Скиф", тебе сколько лет? - был его первый вопрос, который он задал Владимиру.
- Восемнадцать, господин "благородный корнет"! - бодро ответил Головинский.
- А я думал, что лет пятнадцать, - хмыкнул "дядька", - выглядишь совсем мальчишкой.
Головинский смутился и покраснел.
- Ну разве это моя вина, что нос у меня курносый, да ещё и с веснушками. Щёки с вечным дурацким румянцем. - Подумал он.
- Молодой, скажи мне, скажи-ка ты мне, скажи ,- размышлял вслух Литтауэр, - как зовут мою девушку.
- Не знаю, господин "благородный корнет". - Растерялся Владимир.
- Это непростительно, "зверь"! - наигранно возмутился Литтвуэр. - Пятьдесят приседаний! Сейчас же!
- Слушаюсь, господин "благородный корнет"! - с улыбкой ответил Головинский. В душе у него всё "кипело".
Владимир делал приседания. Его "дядька" громко вслух считал:
- Пять, шесть, семь, восемь..
Подошёл "благородный корнет" Виктор Эмних, невысокий красивый юноша.
- Правильно ты своего "зверя" воспитываешь, Литтауэр! "Сугубцы" должны нас уважать! - похвалил он своего товарища.
Перед сном, в спальной комнате, цук становился ещё безжалостнее.
- "Скиф" Манвелов, - поинтересовался кто-то из юнкеров второго курса, - ответь мне какие подковы у коней Сумского гусарского полка?
Озадаченный вопросом Манвелов долго думал, а потом неуверенно произнёс:
26
- Думаю, что нэобыкновэнный.
- Что необыкновенный? - переспросил "благородный корнет".
- Подкова нэобыкновэнный, красывый... думаю. - Выдохнул Манвелов.