Интересно, подумал он, как бы повел себя этот орел, если кто-нибудь попытался бы отнять у него свободу? Безропотно променял бы это огромное синее небо на уготованную ему железную клетку или сражался бы до последней капли крови? Наверное, все-таки сражался бы…
Почему же тогда так легко смиряются с потерей свободы люди? Разве они не рождаются такими же свободными, как эта гордая и могучая птица? А если это так, то кто же дал право другим людям отнимать у них эту дарованную самой природой свободу? Это был вопрос вопросов, и сколько не бился над ним юный патриот, ответа на него он так и не нашел.
Вдоволь налюбовавшись бушующим морем, мальчик решил исполнить свою давнишнюю мечту и подняться по узкой расщелине, которая начиналась рядом с площадкой, как можно выше в горы.
Это рискованное восхождение чуть было не стоило ему жизни. Росшее на камнях небольшое деревцо сломалось, и Наполеоне повис над пропастью. На его счастье, кустарник выдержал, и мальчик упрямо продолжал карабкаться по скалам.
Уже очень скоро одежда на нем висела клочьями, а тело было покрыто ссадинами и царапинами, но он с таким упорством продолжал свое восхождение, словно от него и на самом деле зависел успех сражения.
Целый час играл он со смертью, пока не оказался на небольшой ровной площадке. Обогнув поросший рыжим мхом огромный камень, Наполеоне увидел мельницу.
Около нее, с наслаждением плеская воду на поросшую черным волосом грудь и бронзовое от загара тело, умывался рослый мужчина лет пятидесяти. Заметив одетого в окровавленные во многих местах лохмотья мальчика, он удивленно и в то же время встревоженно воскликнул низким голосом.
— Что с тобой? Заблудился?
— Нет, — покачал головой Наполеоне.
— А как ты сюда попал?
— Хотел подняться как можно выше в горы!
— Подняться в горы? — удивился мельник. — Но зачем?
— Проверить свои силы! — без малейшего смущения ответил мальчик.
— Для чего? — улыбнулся мельник. — Поспорил с кем-нибудь?
— Нет, — покачал головой гость, — я хочу стать солдатом…
— Хочешь стать солдатом? — удивленно воскликнул мельник.
— Да, стать солдатом и освободить Корсику! — ответил мальчик, пытливо вглядываясь в лицо мельника: засмеется тот или нет.
Мельник не засмеялся, и на его загорелом до черноты лице появилось какое-то несвойственное ему выражение. Он перевел взгляд своих погрустневших глаз на костер, и на какое-то мгновенье ему показалось, что он увидел в его пламени лица погибших товарищей.
— И как? Проверил?
— Не совсем! — покачал головой тот.
— Ладно, — улыбнулся мельник, — проверишь в другой раз, а сейчас будем ужинать! Проголодался, наверное?
Мальчик кивнул. После тяжелейшего подъема, на который отважился бы далеко не каждый взрослый, ему очень хотелось есть.
— Как тебя зовут? — спросил мельник, усаживаясь за грубый стол.
— Наполеоне Буонапарте! — назвал мальчик свое не совсем приятное для корсиканского слуха имя.
По лицу мельника пробежала тень.
— Сын Карло?
— Мне, — произнес мальчик, — стыдно за отца!
— Да, — понимающе покачал головой мельник, — бывший секретарь Паоли, который громче всех кричал «свобода или смерть» и первым побежал на службу к французам. Нет, не зря я никогда не верил тем, кто надрывается больше всех… Но к тебе это не относится, — поспешил добавить мельник, заметив, как помрачнело лицо мальчика. — Ты за него не ответчик! Главное, — улыбнулся он, — что из тебя растет настоящий корсиканец! Можешь называть меня папашей Луиджи! А теперь садись и ешь!
Маленькому гостю не надо было повторять подобное предложение, и он с удовольствием принялся за нежную поджаристую куропатку, запивая ее превосходным вином. Не отставал от него и мельник, который никогда не страдал отсутствием аппетита и особенно налегал на вино.
Насытившись, он взял из костра уголек и, раскурив трубку, выпустил такое огромное облако синего душистого дыма, что на какое-то мгновенье скрылся из вида.
— А где вы получили этот шрам? — спросил мальчик, даже не сомневаясь в том, что услышит сейчас какую-нибудь трагическую историю.
Сам того не ведая, он задел самое больное место, и на лице мельника появилось выражение глубкой печали.
— Лет пятнадцать назад, — глубоко затянувшись, начал тот, — пьяный генуэзец оскорбил невесту моего сына. В потасовке Геро ранил своего обидичка и убил одного из его товарищей. В тот же день его расстреляли…