Дмитрий Голубков
Осень, вечер
Иду, облипший мглой и листьями
Лесной угрюмой глухомани.
Спешу, как будто к теплой истине,
К огням, мерцающим в тумане.
Дорога дикая сужается
И льнет к моим ногам доверчиво.
Деревня мерно приближается.
Звездою спелою увенчана.
В пруду, накрытом рваной ряскою.
Окошко плавает багровое,
И веет светом ночь сентябрьская,
И пахнет хлебом и коровою.
Усни, деревня. Ты прекрасна
И в бдении
и в забытьи.
Мне нравится следить,
как гаснут
Глаза усталые твои…
Усни… А я брожу — не спится.
Томит ночное одиночество,
И хоть легко с ним распроститься.
Уйти мне от него не хочется.
Зашептан шорохами леса,
Пронзен пустынным поздним полем,
Я слит с тобой, туман белесый.
Овраг, твоей я смутой полон.
Я согреваюсь постепенно
У этих окон и плетней.
Добрею от дыханья сена
И лепетанья тополей.
Он греет — деревянный, древний
Дух человечьего тепла.
Усни, осенняя деревня,
К тебе прижмусь душою я.
Глеб Горбовский
Роща
Она застроена не деревом,
а музыкой —
сквозными звуками.
…Под елочкой,
как будто в тереме,
сижу себе и сердцем стукаю.
Березовые убегания,
и тихое житье гриба;
и в каждой клеточке — дыхание,
дыхание и плюс
борьба
за каплю росную пупырышком,
за продвижение корня,
за уносящиеся крылышки
от неподвижного меня…
Вера Григорьева
Ненаписанные книги
Много книг ненаписанных
Бродит по белому свету
На попутных машинах,
Верхом,
На речных катерах.
Много есть на земле безымянных поэтов.
Чьим рукам загрубелым
Перо тяжелей топора.
За ночными авралами сутками глаз не смыкая.
За короткими строчками
Срочных приказов
Человек пообедать,
Не то что писать, забывает,
И живет на земле —
Сам неизданный сборник рассказов.
Все в надежде:
Вот будет на стройке потише.
Заместитель вернется,
И первый сдадут агрегат, —
Он присядет, подумает,
Может быть, даже запишет
То, что сложено в памяти
Четверть столетья назад.
Но потом новостройка,
И снова работа с рассвета,
И благие намеренья
Вспомнить, найти, изложить.
Много книг ненаписанных ездит по белому свету.
Людям некогда, люди торопятся жить.