Татьяна Кузовлева
«Все поезда уходят без меня…»
Все поезда уходят без меня.
Ночной перрон от фонарей нагрелся.
И, над глухими шпалами звеня,
как две вожжи, перехлестнулись
рельсы.
А поезд — он живой: он тоже может
захлебываться ветром, уставать,
лететь, спешить, и только пот
на коже,
на гладкой коже будет выступать.
Я догоню зеленые составы
и поручни холодные схвачу.
Меня подсадят тоненькие травы.
Я полечу, я тоже полечу.
Заплещутся полынные откосы.
И дух ржаной. И стылые ручьи.
И горькие, усталые березы,
светящиеся фосфором в ночи.
И месяц щукой вынырнет на плесе,
и дни по шпалам будут мчаться
прочь,
и пробредут задумчивые лоси,
над головой раскачивая ночь.
А где-то тихо заклекочут лебеди,
и воробьихи на кустах замрут.
И будет ветер разбиваться
вдребезги
о вычерченный рельсами маршрут.
Здравствуй, занятый человек!
В узкой комнате, как в колодце,
взяли в плен тебя стеллажи.
Знаешь, делает нынче солнце
сумасшедшие виражи.
У весны особенный почерк:
даже небо глядит, звеня,
как грохочут тугие почки
и взрываются зеленя.
Знаешь, лучше уедем за город.
Я у книг тебя украду.
Кабинет твой закрою наглухо,
по лесам тебя поведу.
И меды с их тягучей сладостью
пронесут над тобой шмели.
Нет светлей и красивей радости,
чем испытанная у земли!
А когда в полудреме сонной
ты сольешься с землей голубой,
тонкой веточкой, песней Сольвейг
закачаюсь я над тобой.
Кайсын Кулиев
Мои предки
Горец, кинжал не носил я
бесценный,
Сабли старинной не брал я в бои.
Но не судите меня за измену.
Предки мои,
Предки мои!
Я не пою, а пишу на бумаге,
Мерю пальто городского сукна,
Но без терпенья, без вашей отваги
Грош мне цена,
Грош мне цена!
Я на своих опираюсь предтечей.
Так, зажимая рану свою,
Вы опирались друг другу на плечи
В смертном бою,
В смертном бою!
Я удивляюсь величью и силе
Песен, звучавших в минувшие дни.
Предок мой, прадед мой, нас
породили
Горы одни,
Горы одни!
Вспыхнет весенняя молния где-то.
Сплю я, и кажется мне иногда:
Вместе мы скачем, и с наших
бешметов
Льется вода,
Льется вода!
Видел я много невиданных вами
Стран и народов, неведомых вам.
Но, возвратясь,
Припадал я губами
К отчим камням,
К отчим камням!
Горец, кинжал не носил я
бесценный.
Сабли старинной не брал я в бои.
Но не судите меня за измену,
Предки мои,
Предки мои!
«Кто может выгоде в угоду…»
Кто может выгоде в угоду
Кричать о том, что ворон бел.
Тот не поэт
и не был сроду
Поэтом, как бы он ни пел.
И тот, кто говорит без риска,
Что плох хороший человек.
Пусть даже не подходит близко
К святой поэзии вовек.
За правду голову сложить
Дано не каждому,
но все же
Героем может он не быть.
Но быть лжецом поэт не может.