— Постой, Эгремон. И как же ты оценил меня? Я ведь заметил твой взгляд, — спросил Ганелон.
Вопрос застиг баска врасплох. Он вздрогнул, но быстро взял себя в руки и, обернувшись, бросил:
— Вы наблюдательны, сеньор. И умны. Поэтому надеюсь, что известно двоим, не станет известно третьему. — И, поклонившись еще раз, баск исчез за дверью.
— Вот плут, — рявкнул Ранульф. — Что это он там бормотал: двоим, троим?
— Тише, барон, тише. Он сказал, что тайна, известная троим, уже не тайна. Могу тебя поздравить: ты сделал ценное приобретение. Эта чернявая скотина умна, и теперь главное, чтобы оказалась еще и предана своему господину.
— Говорю тебе, он предан мне как собака, ведь его жизнь целиком в моих руках.
— Ладно, ладно, барон, успокойтесь. А сейчас пора бы и отдохнуть. Как подумаю, что с утра опять тащиться по холоду полтораста лье до Дюрена… — И Ганелон поежился, не закончив фразу.
Двое заговорщиков разошлись по спальням, а в камине еще долго продолжал биться и гудеть огонь, выбрасывая длинные языки, словно хотел поведать об услышанном. Но вот угас и он. Тьма и тишина окутали замок Морт, и лишь блеклая любопытная луна заглядывала в окна, ощупывала своими лучами лица спящих, но так ничего и не смогла выведать.
Глава вторая
Миссия Бертрады
1
После праздника Мартовских полей, в конце апреля 770 года, Карл собрал сейм в Вормсе. Референдарий Вудруск и глава вормского пфальца граф Нантей с ног сбились, размещая прибывающих графов, баронов и епископов из Нейстрии и Австразии, Тюрингии и Аквитании и северных округов Фризии и Фландрии.
Как всегда, разгорелись страсти, доходившие порой до потасовок.
Карл и Бертрада только и успевали разбирать взаимные имущественные претензии самовольных баронов друг к другу. А главное, как всегда, встал вопрос: по каким законам судить? Издревле существовал свод установлений, известный как Салическая правда. Но австразийские бароны, аламанны да и другие желали разбора спорных вопросов по своим, местным законам.
Масла в огонь пылавших страстей подлило посольство Карломана, предъявившее Карлу претензии о захвате франкфуртским графом Гаттоном части земель в Австразии, входивших в долю наследства Карломана по разделу 768 года. На что вспыльчивый Карл не преминул напомнить посланцам своего братца о том, что Карломан фактически уклонился от проведения единой политики франков и не оказал никакой помощи в войне с Гунольдом Аквитанским. А в довершение еще и обвинил Карломана в потворстве герцогу Баварскому, мнящему себя почти королем.
Казалось, споры будут идти вечно.
Бертрада попыталась вмешаться и сгладить впечатление от речи Карла полной неприкрытой враждебности.
— Сын мой, Карл, ведь вы братья, и не лучше ли решить вопросы полюбовно, не оскорбляя друг друга. Тем более что твои обвинения голословны. Мне доподлинно известно, что твои упреки в адрес Карломана и Тассилона несправедливы. Какая муха тебя укусила?
Но Карл, что называется, встал на дыбы и отказался разговаривать с Ашером. Взбешенный граф, посланник Карломана, покинул сейм.
Страсти накалялись. А ведь предстояло еще разобрать дело Хруотланда, за которого Карл собирался драться насмерть. Здесь-то и случилось невероятное.
Неожиданно на сейм заявился барон Ранульф, и удивительно, но именно его появление помогло утихомирить и примирить многочисленных противников.
Принеся первым делом клятву верности своему королю, Ранульф, обычно не умевший связать между собой и десятка слов, закатил целую речь, объявив, что, вступив во владение наследством Двельфа, согласно законам Салической правды, он, разобравшись в многочисленных бумагах покойного, признает себя неправым.
Для собравшихся сеньоров, прекрасно знавших буйный, упрямый и алчный характер барона, это заявление прозвучало как удар молнии в рождественскую ночь. А присутствовавший на сейме в качестве личного оруженосца короля Харольд принялся осенять себя крестными знамениями, не без оснований считая, что душой аквитанца уж точно овладел дьявол, отчего тот и помешался. Действительно, чем иным, как сумасшествием, можно было объяснить столь разительную перемену в бароне Ранульфе?
А тот между тем продолжал свою речь перед собранием:
— Считая своим долгом исправить ошибку, я возвращаю присутствующему здесь Хруотланду его поместье Антре по доброй воле и без каких-либо претензий. Однако, учитывая, что по малости времени и запутанности дел Двельфа, мой референдарий не успел ознакомиться со всеми бумагами, я прошу собрание отложить решение вопроса о наследовании его личных владений до следующего сейма, сохранив пока существующее положение вещей. Что же касается дочери покойного, то, хоть она и незаконнорожденная, ей определено место обитания в монастыре в Ле-Мане и назначено ежегодное достойное содержание.