Но так или иначе приказ идти в поле был отдан, и теперь его не отменишь.
- Дмитрий Иванович, можно вас на минуточку? - вполголоса позвал Мельниченко преподавателя тактики.
Копылов, немолодой худощавый полковник с аккуратно подстриженной бородкой, все дул на очки; посиневшие его губы скованно округливались, бородка сплошь побелела от инея.
- Вы меня, Василий Николаевич? - спросил он, подняв острые плечи. - Да, да, слушаю...
Капитан, подойдя, проговорил негромко:
- Дмитрий Иванович, пусть это вас не обидит, разрешите мне провести практическую часть занятий. Именно практическую. Ужасно замерз, и курсанты замерзли...
Полковник Копылов взглянул смущенно.
- Это любопытно. Следовательно, я вам уступаю урок тактики?
Он вынул платок, махнул им по стеклам очков, кашлянул в бородку, пар окутал ее, как дымом.
- Н-да, - проговорил он шепотом, - кажется, сегодня не совсем получается... Занятия-то можно было того, перенести, что ли. Нехорошо как-то...
Глядя на озябшие пальцы Копылова, протиравшие очки, капитан сказал:
- Поздно, добрый вы человек.
- Нет, я не возражаю, пожалуйста, Василий Николаевич; право! - поспешно заговорил Копылов. И, обращаясь к взводу, добавил тотчас: - Товарищи курсанты, вторую часть занятий проведет командир батареи.
- Курсанты Дмитриев, Зимин, Полукаров, Степанов, ко мне! Взвод, слушай приказ! - отчетливо подал команду капитан, поворачиваясь к строю. Противник отступает в направлении железнодорожного полотна. Наша пехота прошла первую линию вражеских траншей, ее контратакуют танки противника. Мы поддерживаем сто тридцать пятую стрелковую дивизию, вошедшую в прорыв, двести девяносто девятый полк. Вам, Дмитриев, занять НП в районе шоссе, немедленно открыть огонь. Срок открытия огня - двадцать минут. Курсант Полукаров остается со связью. Курсанты Зимин и Степанов, взять катушку, буссоль и стереотрубу. Шагом марш!
- Одобряю ваши действия, - густым басом произнес Градусов и отвернулся, пошел к "виллису".
Все трое с лопатами, буссолью, стереотрубой двинулись в степь, змеившуюся поземкой.
Полукаров, присев на корточки, заземляя телефонный аппарат, втискивал с трудом железный стержень в снег.
- Рукавицы! Рукавицы прочь! - скомандовал капитан. - Кто же работает со связью в рукавицах?
Полукаров зубами сдернул рукавицы, схватил железный стержень и словно обжегся. Он сидел на земле, вздрагивая, дышал на закоченевшие руки, и Мельниченко приказал неумолимым голосом:
- Окапывайтесь!
Полукаров, стиснув зубы, ударил лопатой в ледяной наст - он захрустел и не поддался.
- Мерзлая. Не берет! - с усилием выговорил Полукаров, как-то дико озираясь на капитана.
- Кайлом долбите! Взво-од, за мной! Бегом маарш! - скомандовал капитан и побежал в степь, где отдалялись трое курсантов на искрящемся пространстве.
Холодный воздух будто ошпарил лицо, перехватил дыхание, как спазма.
- Шире ша-аг!
Люди двинулись за ним с мрачным, недовольным видом, он заметил это. Надо было согреть людей, держать их все время в непрерывном движении, в возбуждении - это было для них сейчас самое главное. Топот сапог, скрип снега звучали за его спиной, и капитан слышал дыхание людей, их полунасмешливые возгласы; никто еще до конца не понимал, почему он взял у Копылова этот час занятий.
Алексей Дмитриев, Степанов и Зимин шли скорым шагом, почти бежали. Связь разматывалась. Тоненькая фигурка Зимина была наклонена вперед, он спотыкался, преодолевая тяжесть катушки. Дмитриев хрипло повторял команду:
- Вперед! Вперед!..
Шинели, обмерзшие на морозе, стояли колом, на них застыла корка льда, мешающая движению.
Догнав Дмитриева, капитан спросил:
- Сколько вы двигаетесь?
- Пять минут.
Капитан быстро взглянул вперед. Из-за дальних холмов синеватой стрелой выносилось шоссе, редко обсаженное тополями. Там, взвихривая снежную пыль, мчались машины. Белая насыпь возле шоссе; опушенные ветви кустов около голубой впадины оврага.
- Какое расстояние до шоссе? Определите!
- Около двух километров.
- За десять минут уложитесь?
- Думаю, да.
- Отставить "думаю". Говорите точно.
- Да, уложусь. Бего-ом марш! - крикнул Дмитриев связистам.
- Отставить! - громко, чтобы слышали все, скомандовал капитан. - Снять шинели!
Дмитриев, удивленный, повернулся к нему.
- Командиру взвода и связистам - снять шинели! - властно повторил капитан. - Делают это так. Быстро! И не задумываясь!..
Он снял шинель, кинул ее в сторону, под скат сугроба.
- У нас осталось десять минут, вашего сигнала ждут на прежнем НП! Танки противника видны отсюда. Они в трехстах метрах от шоссе. Решайте!
Дмитриев и Степанов первые сбросили шинели; Зимин, вытаращив на них глаза, суетливо скидывал с плеча лямку катушки, торопясь, непослушными пальцами отстегивал крючки. Взвод смотрел на них в молчании.
- За мной бегом марш! - махнул рукой капитан и бросился вперед, к видневшемуся меж тополей шоссе.
Он пробежал метров пятьдесят-шестьдесят, зная, что за ним должны двигаться Дмитриев, Зимин и Степанов. С ожиданием оглянулся и, зажигаясь волнением, увидел, что за ним возбужденно, россыпью бежали люди - весь взвод, и он с уже знакомым чувством радостной боли и азарта опять махнул рукой, крикнул в полный голос:
- Вперед! Вперед!
Ветер колючим холодом резал, корябал лицо, но тело от быстрого движения наливалось жизнью, и тут Мельниченко услышал смех. Он не ошибся: он услышал за спиной прыскающий смех Гребнина:
- Миша!.. Ей-богу, умру... Ха-ха, ты похож на верблюда, который бежит по колючкам! Посмотри, Ким, Мишка бежит вприпрыжку. Фу! Даже в рифму вышло!
Шоссе было в двухстах метрах, и Мельниченко уже ясно видел мчавшиеся по нему машины, гладкий седой асфальт, холм у шоссе, голубую щель оврага, которая заметно приближалась, а снег, покрытый коркой льда, зеркально мелькал под ногами, вспыхивая отраженным солнцем.
- Вперед!
Он бежал не оглядываясь, но теперь понимая, что брошенная им искра возбуждения не потухла, а горела, точно раздуваемая этим общим движением, этим вторым дыханием, о котором он думал, этим знакомым чувством порыва, сумевшим подчинить ему людей, увлечь за собой в состоянии предельной усталости.