На развилке дорог, возле разъезда Крутилиха, он, уточняя дорогу, вылез из кабины, ручным фонариком осветил столб на перекрестке - в глаза бросились буквы на намокшей дощечке-указателе: "Марьевка". Потом в кабине он сориентировал карту. "Ерунда! Марьевка направо, а не налево. Что за путаница?"
И он почувствовал нерешительность; он ждал, что из второй машины вылезет, окликнет лейтенант Чернецов, но Чернецов не вылез из кабины, не окликнул, не подошел к Алексею. Машины стояли, работая моторами; шофер Матвеев, молодой парень, в фуражке, сдвинутой на затылок, поерзал на сиденье, небрежно сплюнул на дорогу, сказал:
- Да что думать тут, против указателя не попрешь! А я тут все дорожки, как свои пуговицы, знаю. Там и есть эта Марьевка!
Видимо, тогда он и совершил ошибку, и понял это лишь в два часа одну минуту, то есть после двух часов езды в кромешной тьме. По его подсчетам, эта деревня должна была уже остаться позади, однако он не встретил ни одного населенного пункта по этой дороге.
Тщательное изучение карты окончательно убедило его, что он запутался: на карте было две Марьевки, обозначенные количеством дворов с предельной ясностью - "Марьевка, 220", "Марьевка, 136", - два населенных пункта с одним названием, и ему показалось, что это какой-то обман, какая-то коварная случайность, чего он не учел, не мог раньше учесть.
От одной Марьевки к Глубоким Колодцам километров десять, от другой километров сорок пять. Если же он ошибся - а он уже знал точно теперь, что ошибся на разъезде Крутилиха, - он приведет взвод на огневой рубеж только к утру, с опозданием на два-три часа - и тогда пропали учения...
"Но знал ли полковник Копылов об этих двух Марьевках?"
Вглядываясь в потемки, он все же старался сориентировать карту, но сделать это сейчас было невозможно: нескончаемый августовский дождь скрывал все предметы в двух шагах от машины. И Алексей понимал, что возвращаться назад, к разъезду Крутилиха, а затем искать следующую развилку дороги - немыслимо поздно. Два с половиной часа были потеряны на совершенно безрезультатную езду по степи.
"Где же он сейчас находится? В какой стороне Марьевка?"
А за его спиной, в кузове машины, то и дело слышались взрывы смеха, потом несколько голосов затянули:
Эх, махорочка, махорка,
Па-ароднились мы с тобой,
Вда-аль глядят дозоры зо-орко,
Мы готовы в бой, мы готовы в бой!
И отчаянно веселый голос Гребнина:
Как письмо получишь от любимой,
Вспомнишь да-альние края...
Машину несколько раз так тряхнуло, что песня разом замолкла, курсанты застучали в стенку кабины, шутливо закричали из кузова:
- Эй, Матвеев, по целине шпаришь? Лихач! Не на тарантасе! Товарищ командир взвода, следи за шофером, не давай спать!..
"Как перед фронтом, - подумал Алексей. - И так до тех пор, пока не раздастся команда: "С машины! К бою!"
Шофер Матвеев несколько раз уважительно косился на карту и компас, лежащие на коленях Алексея, ерзая, говорил успокоительно:
- В самый аккурат успеем. Как часы! Бывало, и не по таким дорогам водил... Эт-то ты не беспокойся! Как в аптеке!
Алексей, не слушая, взглянул на часы. Два часа пятнадцать минут.
"По какой дороге двигается сейчас второй взвод? Что там у них? У него был другой маршрут: через Ивановку - на Марьевку".
Матвеев подмигнул и сказал:
- Помню, был у нас такой начальник ППС Таткин. Этот так, бывало, сядет в машину и кричит: "Давай, Анюта!" Это поговорка у него. Я на всю железку газ! Аж в глазах рябит. А навстречу ЗИСы ползут с орудиями, танки, "студебеккеры". Тут Таткин и беспокоится: "Лихачество! Безобразие! Сбавь газ!.." Не слушаешь, что ли?
Неожиданно дорога повернула направо, машину затрясло на мостике, загремели бревна под колесами - и Алексей поспешно осветил фонариком карту. "Наконец-то, вон она, Марьевка!"
Ослепительные лучи фар скользнули по мокрому стогу сена на околице, по колодцу с навесом, по крыльцу темного дома с закрытыми ставнями, ярко выхватили из тьмы обмокшие ветви садов - влажные яблоки вспыхнули над заборами, как золотые.
Деревня спала - нигде ни одного огонька. Возле самых колес залилась хриплым лаем собака, побежала, должно быть, рядом с машиной, по обочине.
Он знал, что ему нужно теперь выезжать на юго-запад через перекресток, к Глубоким Колодцам.
Он постучал в стенку кабины.
- Машина идет сзади?
- Идет.
- Что замолчали, пойте песни, скоро приедем!
- Охрипли.
- Сказки, что ли, рассказываете?
- Нет, Саша тут одну историю...
- Жми, Матвеев, на окраину, - сказал Алексей решительно. - К развилке!
Машина, разбрызгивая грязь, неслась по спящей улице, вдоль сырых заборов с обвисшими ветвями, мимо закрытых ставен. Но вот мелькнул последний дом, и снова дождливые потемки, обтекая кабину, понеслись назад, и снова началась степь.
Алексей наклонился к карте.
"Что такое двести двадцать домов? А проехали деревушку, где и пятьдесят домов не насчитаешь! Значит, это не Марьевка?"
А впереди, освещенная фарами, стремительно наползала распластанная лапа перекрестка.
- Стоп!
- В чем дело?
- Стоп, говорю! - скомандовал Алексей и вложил карту под целлулоид планшета.
Машина остановилась. Сразу словно приблизился плеск дождя, дробный стук по железу. Шофер Матвеев, опустив стекло, изумленно глядел, как Алексей спрыгнул на дорогу, и слышал, как ветер захлестал полой его шинели - темь и мокрядь. Хлопал где-то рядом ставень, визгливо скрипели петли; в двух шагах от дороги, раскачиваясь, шумели деревья, ветер носил над заборами лай собак.
"Погодка!" - подумал с тревогой Алексей, сжимая в руке фонарик.
Слева он смутно увидел очертания дома, качающиеся тополя, острую, как игла, полоску света; она пробивалась сквозь ставенную щель, отвесно падала на кусты у дороги. Оскальзываясь, хватая одной рукой влажные ветви, другой направляя луч фонаря, Алексей спешно пошел к домику.
Во второй машине погасли фары, щелкнула дверца; свет фонарика запрыгал по косым от ветра лужам, по кустам, по воде в кювете. К Алексею придвинулась невысокая фигура в плаще с откинутым капюшоном - лейтенант Чернецов.
- Не похоже на Марьевку, - сказал Алексей. (Чернецов не ответил.) Сейчас узнаю у кого-нибудь из жителей. Это верней.