Он лихорадочно собрал краски, схватил доску и, подгоняемый желанием поскорее сообщить о появлении врага, побежал в город. Подумалось, что люди, занятые молитвой в честь святой троицы, не подозревают даже о нагрянувшей беде. Но уже на полпути до него донесся колокольный набат. По спине побежали мурашки. Вороны, напуганные тревожным медным гудом, истошно каркали, носились над улицами и крышами, то удаляясь, то приближаясь к своим гнездам.
Паника охватила и обывателей. Состоятельные горожане запрягали лошадей в пролетки, тачанки, телеги, фургоны, арбы; захватив с собой драгоценности, золото и деньги, потянулись вереницами в ближайшие села, за речку Кальчик. Среди бежавших была семья Аморети.
Архип не застал хозяина дома. Входные двери оказались заперты. Он побродил по двору и вышел на улицу. Скрипели запряженные волами арбы и тащились в сторону Карасевки, рядом шли перепуганные люди. Плакали женщины, кричали дети, ругались мужчины.
Пройдя вместе с беженцами несколько десятков метров, Куинджи ускорил шаг и, миновав овраг, побежал. В доме брата все были на месте. Спиридон предложил Архипу выйти на Карасевский обрыв, откуда видно море.
Расстрелянные в упор английскими военными кораблями купеческие суда или потонули, или догорали, еще держась на воде. Над морем стелился рыжий дым, прикрывая вражескую эскадру. Она подошла к берегу насколько позволяла глубина. Зоркие глаза Архипа разглядели на бортах кораблей две белые широкие параллельные полосы, в которых были проделаны квадратные ниши, и из них торчали стволы орудий.
— Спиридон, эт‑то, — обратился он к брату, — вон, все бегут. А мы?
— Холера не возьмет, — зло отозвался Спиридон. — Сюда не достанут.
— А стрелять на–а-а…
Но договорить Архип не успел. Суда заметно покачнулись, сверкнул огонь, и через минуту со стороны города донеслись глухие взрывы.
— Что делаете!? — закричал Спиридон, — Там же люди!
— Потому и стреляют, — сказал сдавленным голосом Архип, сжимая до хруста кулаки. — Учитель говорил: английцы и французы просвещенные народы…
— Смотри! Смотри! — прервал брат и показал в сторону города. — Горит! От ядер загорелось… Вон еще!
Клубы черного дыма поднимались вверх в двух местах. На безоблачном небе все так же светило солнце, из степи прилетал ароматный ветерок, и никак не хотелось верить, что так внезапно пришла беда к далеким от войны людям.
Английская эскадра ворвалась в Азовское море и, уничтожая на пути купеческие суда, направилась к Мариуполю. Однако из‑за мелководья близко к берегу подойти не смогла. При обстреле большинство снарядов цели не достигало. Убедившись к тому же, что город совершенно беззащитный, неприятель высадил небольшой десант во главе с французским офицером.
Врагов встретил опустевший город. Они стали рыскать по дворам, домам, подвалам и амбарам. Находили вино, бузу, спирт и напивались. Горланили песни, ловили домашнюю птицу, особенно охотились за гусями. По приказанию офицера их сносили на паперть собора, стоявшего у базарной площади, и тут же резали. На подводах вместе с награбленным скарбом отправляли к морю, где их поджидали шлюпки. Десантники подожгли деревянные амбары с солью, хлебные склады братьев Мебелевых и Деспота, богатые дома Палеолога, Качеванского, Хараджаева и других горожан.
В Марьине и Карасевке матросы не появились. Архип и Спиридон видели с обрыва, как шлюпки подплывали к судам и снова возвращались к берегу.
— Невже их не замечают казаки? —сокрушался Спиридон. Потом предложил: — Може, ты сбегаешь к ним, Архип? Скажешь.
Три сотни казаков под командой полковника Кострюкова стояли за Кальчиком. Их укрывала от обстрела Карасевская гора. Кострюков предполагал, что неприятель высадится на берег со значительно большими силами, чем у него. Да и по военному статусу моряки не с грабежом должны были пойти на город, а на сближение с русскими, чтобы завязать бой. Вот почему полковник облюбовал удобную для обороны позицию за Кальчиком. Приказал рыть окопы, делать укрепления.
Узнав, где расположились казаки, многие жители Мариуполя направились в их сторону, надеясь оказаться под защитой войска. Возле Карасевки выезжали на степной шлях и тянулись к реке арбы, брички, мчались пролетки и фургоны, обливаясь потом, шли пешие.
Просьбу брата сообщить казакам о малочисленности десанта Архип воспринял как приказание. Сорвался с места и напрямик побежал к Кальчику, чтобы переплыть его и не делать лишний крюк к переправе.
Еще издали он увидел у прибрежного речного кустарника запряженную в пролетку каурую лошадь. «Как она сюда попала?» — подумал Куинджи. Без заднего колеса, пролетка скособочилась, на сиденье в неудобной позе, свесив ногу, полулежала девочка лет тринадцати–четырнадцати и стонала. Он нерешительно приблизился к ней и тихо спросил: