Наконец после долгих скитаний он попал в Бирмингем и вымолил работу в мастерской по выделке ножевого товара.
3
Старый Джон по складам читал газетную хронику. Королева Виктория и муж ее, принц Альберт, посетили парламент. В тот же день они присутствовали на благотворительном базаре. Королеве преподнесли букет итальянских роз. Принц-консорт купил коробочку из раковин и вышитый одной из герцогинь носовой платок. Ее величество собиралась отбыть на продолжительное время в Виндзор. Это означало, что королева готовилась поднести народу еще одного наследника престола.
Джон читал о Виктории, не испытывая ни особого почтения, ни раздражения. Она казалась ему безвредной и по-своему необходимой. Нужно кому-нибудь открывать парламент и благотворительные базары, жаловать титулы и украшать своей персоной обложки новогодних календарей.
В конторе «Эрмен и Энгельс» сонно водили перьями клерки. Их мысли двигались неутомимо, ровно, как часовые стрелки точно выверенного циферблата-мозга, умещающегося в футляре-черепе. Фридрих сидел среди них, прислушиваясь к болтовне о дерби, о возможностях разбогатеть в колониях, о последнем богослужении и танцевальном вечере.
Молодой фабрикант проверял банковские счета, договоры сделок, отчеты текстильных компаний. Во дворе призывно ржала его лошадь, но туман мешал обычной дневной прогулке.
Джон приносил в контору большие запечатанные конверты с наименованием фирмы. Он проходил между столов степенно, почтительно отвечая на дружеский взгляд Фридриха. Несколько лет службы сделали Джона доверенным человеком в конторе. Ему прощались принадлежность к местной чартистской организации и подчас ехидные замечания, которые он позволял себе отпускать даже в присутствии главы фирмы.
Энгельс-старший давно отрешился от мысли сделать старика богобоязненным. Хмурые книги Кальвина так и остались в ящике хозяйского письменного стола, хоть и предназначались в качестве рождественского подарка сторожу конторы.
После службы Джон часто уходил на собрания своего союза.
Случалось, он встречал там и Фридриха. Молодой человек продолжал внимательно изучать противоречия, из которых состояла жизнь английского рабочего. В холодных общественных залах люди в трепаных сюртучках и густо заштопанных плисовых рубашках, в полинялых разной формы плисовых шляпах выглядели почти счастливыми. Они говорили так умно, насмешливо, убедительно и храбро, что Фридрих, как некогда Пауль, вспоминал античную древность и уличных ораторов Эллады. Чартизм был воистину отличной школой красноречия для английского пролетария.
На одном из очередных сборов Джон указал Фридриху на Джулиана Гарни. Весь вечер молодой немец наблюдал за ним и решил при первом удобном случае познакомиться. Гарни был всего на три года старше Энгельса, по по внешнему виду разница лет казалась значительней. Чартистские бури пометили его. Он огрубел и замкнулся, как странствующий моряк. Социальная борьба была его стихией. Он окреп, он созрел.
Джон по-прежнему благоговел перед ним и называл его Маратом. Он нетвердо знал, откуда взялось это имя, кому оно принадлежало. Марат было имя героя, где-то когда-то служившего и умершего за народ. Чужеземная история мало занимала старика. Но Тейлор был и ней силен, и он окрестил Гарни Маратом.
О французской революции старик знал лишь то, что английский парламент вбил гвозди в ее гроб и бросил первую горсть земли в ее могилу.
И хромоногий дьявол Питт был ему куда более известен, чем француз — Друг народа.
После собрания, когда затихал гимн рабочих, Фридрих шел за расходящейся по домам толпой. Несмотря на еще звучавшие воинственные речи, на клятвы солидарности, рабочие, покинув гулкий зал, тихо, покорно уходили в ночь, в черноту нищенских закоулков. Дождь хлестал их по плечам. Фридрих шел тут же, подняв воротник плаща. Если в густой человеческой массе он узнавал старческий кашель и сгорбленную спину Джона, то окликал его и приглашал согреться в харчевне.
В этот вечер старый Джон, был таинствен. Он многозначительно почесывал жидкие усы цвета опаленной пряжи.
— Я собираюсь писать книгу о рабочих Англии, — сказал Энгельс.
— Для кого? — усомнился Джон. — Богатым неинтересно, а мы экономим и на табаке. Книги рабочим но по карману. Да и про себя мы и так знаем.
— Но есть и в других странах люди, рабочие, которым Англия кажется страной обетованной.
Сырой вечер не располагал к беседе.