— Курсе?
— Нет, факультете?
— Филологическом.
— Не знаю, какой бы он избрал. Ведь он один у меня был.
— Плей!
— Рэди!
— Боря, внимательнее. Вы, как изваяние.
— Быстрее двигайтесь. Ай-ай-ай, из-за вас мы проиграли партию. Уж не будьте бякой.
— Лили, Лика — он сегодня немного не в духе, не особенно его терзай.
— Вот бы мне такую сестру, как Вера, ваша — оберегательную, а то моя больше мучает меня.
— Ложь! Ложь! Я всегда за тебя заступаюсь. Вы не верьте ему, Борис Арнольдович. Кроме того, он военный, сам должен, правда?
— Что должен сам?
— Сам, сам должен воевать, ну и вообще… Ты не понимаешь ничего.
— Ах, отстань.
— Плей!
— Рэди!
— Сетти, сетти, я больше не играю.
— Вера, ты с кем?
Дома все так ясно и правильно. Отец в разъездах, а когда дома, в кабинете с зелеными шкафиками и полками под цвет обоев, мама на кухне. Верочка — вот та немного покуролесить любит, и не всегда обычно. Волик пузатик суров и серьезен. Только, когда щекочат его, смеется и плачет вместе, и руками пухлыми трогательно разводит.
Боря целый день пасмурный. На террасе съежившейся, с потресканным каменным полом, уютно по вечерам, но днем жарко.
— Приедете — вспоминается разговор.
— Приеду.
— Честное слово?
— Честное слово.
— Я повторил.
— Зачем повторил?
— Почему нет до сих пор. А впрочем, не все ли равно.
— Как знать.
— Боря, Боря, пойдем в Сосновое. Ты будешь со мной сидеть рядом, я в обиду тебя не дам. Ты такой скучненький. Ты такой миленький, — Верочкина ручка гладит русые волосы Бориса и лоб широкий и ласковый.
— Вера?
— Боря.
— Вера!
— Боря.
— Я не пойду никуда, никуда.
— А если я попрошу?
— Нет, не проси. Когда вечерний?
— Дачный?
— Нет, нет такой, ну, обыкновенный.
— «При» или «от».
— «При», «При».
— Ты же вчера ходил на вокзал в девять. А больше нет. Ночной есть, но тот ненастоящий. Ах, да, я забыл. Как это не настоящий. Ну, он не такой, как девятичасовой, с ним никто не приезжает.
— Ты ждешь, Борик, кого-то?
— Жду.
— И?
— И не дождусь.
— Ах ты, мой маленький. Ну, пойдем в Сосновое.
— Сначала пойду к «При».
— Будет поздно. Да. И ты?
— Не пойду.
Лес, лес, все лес, но вот, наконец, это озеро, как чаша раскрытая. Кто-то уже восторгается, преждевременно, радостно.
— Где будем есть?
— Вы уже о еде думаете, Вера Арнольдовна?!
— Я не виновата, что мой желудок хорошо варит, я не страдаю…
— Вера, Вера! — Боря съежился и угас как-то сразу. Пусть не лезет, я его терпеть не могу.
— За что?
— За все.
— Карл Константинович, почему вы с моей сестрой не ладите?
— Должно быть потому, что она не похожа на вас.
— То есть?
— Вы понимаете?
— Нет.
— Будем говорить о другом. Вы не находите, что воздух здесь особенно приятный, такой жизнедающий.
— Нет, нет, ничего не…
— Боря! Боря! Тебя ищут.
— Кто?
— Зинаида Константиновна, Мирра и все.
— Иду. Идемте, Карл Константинович!
— Я так не люблю общества.
— Что же приходится.
Приближалась ночь. Наверху, как на синем кафтане золотые пуговицы, загорались звезды. Воздух был прохладный и какой-то особенно ощущаемый. С разных сторон раздавались голоса разбросанной компании. У Бори были на глазах слезы и в груди кололо.
Я несчастный, несчастный. И не в первый раз это. Полюблю и напрасно огорчаюсь. А может быть? Нет, надежды мало. Кто-то запел. Голос приятный, успокаивающий.
— Я не знала о ваших талантах, — голос Верин немного насмешливый.
— Поживите здесь, узнаете еще больше.
— С меня и этого довольно.
Деревья шепчутся, точно знают тайну Бориного сердца.
Вот бы руку эту длинную, цепкую пожать и поцеловать можно. Только где она теперь? Боже! И вдруг упал на траву мокрую. Милый, мой Боженька, милый, прости, это не грех ведь, сделай так, чтобы скорее я увидел. Скажи Боже, Боженька, прости, или это не хорошо совсем, но я плачу.
— Где ты пропал?
— Я не пропал. А что?
— Ищут тебя, Боря, уже возвращаются. Ты что тут делал?
— Подожди, пройдемся немного, Верочка, и тогда уж пойдем к ним.
— Хорошо.
— Вера, Вера, дай твою рученьку я поцелую.
Прежде всего, надо узнать, что я хочу. И не волноваться. Вот так. Сесть в кресло мягкое. Однако оно порвано изрядно. Надо сказать, чтобы обили. Будет хорошо зеленым или темно-синим. Мне приятно, когда мои руки в руках Леши. Немного странно звучит. Может быть. Не знаю. Дальше что? Он смотрит мне в глаза. Улыбается. Что-нибудь знает или нет? И мне хорошо. Жутко даже. Это не грех, не минус, но дальше, дальше что? Почему он не приехал? Почему обманул?