Они переглянулись.
— Да, конечно, — сказала Ирена.
На ней были синие джинсы, синяя джинсовая куртка, а под ней — белая кружевная блузка. Девушка была полноватой, с широкими бедрами и пышной грудью. Волосы светлые, до плеч, кожа бледная, на носу — редкие веснушки. Голубые глаза — большие и озорные. В прихожей я почувствовал аромат ее духов, а когда она сняла куртку и, так как вешалок там не было, чуть нерешительно протянула ее мне, у меня снова встал.
— Давай твою тоже, — сказал я Хильде, на которую двоюродная сестра совершенно не обращала внимания, и та, застенчиво улыбнувшись, протянула мне куртку. Я повесил их на спинку стула, стоявшего возле письменного стола, и сунул руку в карман брюк, чтобы девушки не заметили, как оттопырились у меня брюки. Мои гостьи немного нерешительно вошли в комнату.
— Мои вещи еще не доехали, — сказал я, — но скоро доедут.
— Да, грустновато тут. — Ирена улыбнулась.
Девушки уселись на диван и плотно сдвинули колени, а я, сев на стул напротив, закинул ногу на ногу, потому что бугор на штанах никуда не делся. Еще бы, ведь она сидела в метре от меня.
— Сколько тебе лет? — спросила она.
— Восемнадцать, — ответил я, — а тебе?
— Шестнадцать, — сказала Ирена.
— Семнадцать, — подала голос Хильда.
— Ты, значит, только после гимназии? — спросила Ирена.
Я кивнул.
— А я во втором классе гимназии учусь, — сказала Ирена, — в Финнснесе. Там школа-интернат. Я в общежитии живу. Если хочешь, заходи в гости. Ты наверняка будешь в Финнснесе.
— Хорошо, зайду, — согласился я.
Наши взгляды встретились.
Она улыбнулась. Я улыбнулся в ответ.
— Но вообще-то я из Хеллевики. Это такая деревня — если дальше ехать, через гору, то приедешь в Хеллевику. Несколько километров отсюда. Ты машину водишь?
— Нет, — сказал я.
— Жалко, — она вздохнула.
Мы немного помолчали. Я встал, принес пепельницу и пачку табака и скрутил себе самокрутку.
— Не угостишь? — попросила она. — Мои в куртке лежат.
Я бросил ей пачку.
— Я когда вчера тебя в автобусе увидела, — проговорила она, мастеря самокрутку, — то даже посмеялась. У тебя был такой вид, будто ты в окно решил вылезти.
Они расхохотались. Ирена облизнула клейкую полоску на бумаге, примяла самокрутку указательными и большими пальцами, сунула ее в рот и закурила.
— Здесь так охрененно красиво оказалось, — сказал я, — а я же не знал, как оно тут будет. Я про Хофьорд только название и знал, да и его узнал недавно.
— А почему тогда ты сюда приехал?
Я пожал плечами:
— Мне на бирже труда дали список мест, и я выбрал это.
Этажом выше послышались шаги, и мы все посмотрели на потолок.
— Ты уже познакомился с Туриль? — спросила Ирена.
— Да вроде как, — ответил я, — а ты ее знаешь?
— Конечно. Тут все друг друга знают. В Хеллевике и Хофьорде.
— И на Фюглеойе, — добавила Хильда.
Повисла тишина.
— Хотите кофе? — я привстал.
Ирена покачала головой:
— Нет, нам, наверное, пора. Что скажешь?
— Надо идти, — поддакнула двоюродная сестра.
Мы встали, я взял их куртки и, подавая ей куртку, подошел ближе, чем, строго говоря, требовалось. Полный воспоминаний о ее бедрах, туго обтянутых джинсами, о ее икрах, лодыжках и удивительно маленьких ступнях, о ее горле и полной груди, ее небольшом носике и голубых глазах, одновременно доверчивых и наглых, я прикрыл дверь. Девушки просидели у меня минут десять, может, пятнадцать.
Я пошел на кухню варить кофе, когда в дверь снова постучали. Она вернулась, но на этот раз одна.
— На следующие выходные в Хеллевике вечеринка будет, — сказала она. — Я поэтому и заходила — хотела тебе сказать. Хочешь сходить? Как раз с местными познакомишься.
— Ясное дело, хочу, — ответил я. — Если получится, то обязательно приду.
— Получится? — переспросила она. — Просто поезжай с кем-нибудь — туда все поедут. Там и увидимся! — Она подмигнула, повернулась и пошла вниз по дороге, к Хильде, которая ковыряла ботинком асфальт на обочине.
На следующее утро, когда едва перевалило за восемь, я впервые за сутки вышел из квартиры. Солнце, висящее над горами на востоке, светило прямо в дверь, а когда я закрыл ее, то лицо мне погладил ласковый летний воздух. Однако стоило мне отойти на несколько метров, туда, где тянулась тень от гор, как стало холоднее, и мысль о том, что в воздухе тоже существуют омуты, течения и заводи, стремнины и пороги, странным образом бодрила. Передо мной, на небольшой площадке, располагалась школа. Я не то чтобы боялся туда идти, но нервничал, и по мере приближения меня крошечными молниями пронзала тревога.