Уличное прозвище Николая Ефимовича было Ярьпонимаете, что означало: «Я говорю, понимаете». Но произносил он эту фразу так часто и так быстро, что получалось одно слово «ярьпонимаете».
Охотником он был страстным. Когда ему выхлестнуло веткой правый глаз, он научился стрелять с левого плеча.
Николай Ефимович редко был трезвым. Пил он чаще всего с Митькой Самохиным. Но отец любил Николая Ефимовича за его умение писать прошения — так отец называл любое письменное заявление — и все прощал ему.
В часы странствий по лесу Николай Ефимович увлекательно рассказывал Андрею о городе, и у юноши зародилась мечта побывать там.
Не раз он просился у отца отпустить его в город. Но отец, улыбаясь, говорил: «Андрей, пропадешь ни за грош». — «Вы-то не пропали?» — возражал Андрей. «Я другое дело, я два года нянькой у хозяина работал, а у тебя своя наковальня под носом. Учись, не ленись!»
Постепенно мечта побывать в городе затуманилась, поблекла. Жили Савельевы последние годы хорошо, а охота приносила столько радости Андрею, что он уже о городе и не думал. Теперь он хотел, чтобы в доме, кроме достатка, было бы хорошее ружье, часы и даже велосипед и гармошка.
Но это казалось неосуществимым: то корова пала, то свадьба Груни, то свадьба Степана. А там надо Тоню с Нинкой замуж выдавать, а там и Вера подрастет, не увидишь как. Какое уж тут ружье или велосипед!
В село то и дело приезжали уполномоченные из города. По рассказам уполномоченных выходило, что они простые рабочие. Но этому крестьяне не верили. «Какой же простой рабочий ходит в пальто и при галстуке?» — говорили крестьяне.
Андрей-то знал, что уполномоченные были действительно простыми рабочими. Он даже выпытал у них, как и где в городе можно устроиться на работу.
«Рабочему человеку везде дорога открыта», — говорили уполномоченные.
Беседы с ними снова всколыхнули мечту Андрея побывать в городе. «Поработаю там год-другой: кузнецы, говорят, здорово зарабатывают. Оденусь как следует, приеду — женюсь на Шуре Карташовой, и заживем припеваючи», — рассуждал сам с собой Андрей.
С Шурой Карташовой, ученицей ШКМ, Андрей познакомился год назад. Поехал он в район за железом, купил железа и решил сходить в кино.
У кассы он увидел девушку, которая приглянулась ему. Андрей не был тихоней, но, очутившись лицом к лицу с красивой незнакомой девушкой, так растерялся, что покраснел до ушей и не мог ни сказать ей что-нибудь, ни идти дальше. Девушка стояла в вызывающей позе, будто бы говоря: «Смотрите, какая я хорошая», — и тоже молчала.
Наконец, Андрей набрался храбрости и проговорил:
— Вы чья?
— Я ученица ШКМ, — ответила девушка, улыбаясь.
«Ого, образованная», — мелькнуло в голове Андрея, и он совсем растерялся, но все же сказал, как о чем-то недоступном:
— Какая вы красивая!.. Давайте будем вместе смотреть кино. Как вас зовут?
— Меня зовут Шурой Карташовой, мой папа работает в рике. Слыхали?.. — ответила девушка.
— Петра Савельева, кузнеца из Тростного, слыхали? Я сын его, Андрей.
Дальше все пошло, как в хорошем сне, где каждое твое желание неожиданно исполняется.
Андрей только подумал: посидеть бы с ней где-нибудь отдельно, не в толпе, как Шура сама взяла его за руку и потащила по темному залу на самую заднюю свободную скамейку. И села так плотно рядом с ним, что Андрей почувствовал ее какой-то родной-родной.
— Правда, я красивая? — дыша на его щеку, спросила Шура.
— Правда, — ответил он.
После этого ответа Шура положила руку на плечи Андрея и прижалась к нему.
— Вы на мне женитесь? — спросила она.
— Женюсь, — ответил он механически и тут же подумал: «Что я делаю? Может, гулящая какая…» Подумав так, он добавил: — Нам надо узнать друг друга лучше. — Так, он подслушал, говорила девушка Степану.
Шура сразу же убрала свою руку и отодвинулась.
«Эх-ма, — подумал Андрей, — спугнул…» В зале сразу стало холодно и неуютно, и жизнь Андрею показалась ненужной. И все ведь из-за одного необдуманного слова. Теперь ему казалось, что он всю жизнь ждал эту девушку, мечтал о ней, и вот она отодвинулась и сидит, не замечая его присутствия.