— Многие придут к этому, дайте только срок. Я, конечно, не прорицатель, не пророк, отец Алексей, но кумекаю так, что и церкви придется потесниться, когда мужик побежит с фронта и станет справлять новоселье во всех глухих углах молодой, обновленной России! — Он взял костыль, накинул шинель на плечи и вышел, громко хлопнув стеклянной дверью.
На совете педагогов Коцкого высшего начального училища мигом отменили приказ инспектора Кулакова о приглашении отца на работу. И в тот самый день, когда дядя Иван стоял с винтовкой возле броневика на Финляндском вокзале в Питере и жадно ловил каждое слово Владимира Ленина, георгиевский кавалер, рядовой Алексей Шумилин увольнялся от занятий со школьниками по гимнастике и по военному делу.
Дед Семен в этот раз сдержался: не упрекнул отца. Но будто удивился:
— Поди ж ты! Вдругорядь гонят тебя, Леша, из школы. И все по каким-то семейным обстоятельствам. Хитро, мать честная!..
Витька собрал своих дружков на оттаявшем пригорке, возле наклоненной Кудеяровой липы, где Димка с Колькой когда-то выпускали птиц по весне и подглядели, как над ручьем снимал бороду юродивый.
Пробовали пускать бумажного змея, да вышла оплошка. Говорили Силантию: «Беги легче». А он помчался, как молодой жеребенок, и посадил змея на высокий вяз. И разорванная бумага, с длинным хвостом из мочала, затрепыхалась от ветра в густой кроне.
— Эх, Сила! Зря тебя мать на двор носила! — Витька развалился на зеленой траве и залюбовался пчелой: она легко присела на желтый венчик подорожника. — Ишь, как старается! А мы лясы точим! Про дело совсем забыли! За отца будешь мстить? — глянул он на Димку.
— Надо бы! А как? — Димке еще не приходила в голову такая простая, но дерзкая мысль.
— Историк воду мутит: все царь да царь у него в башке. Не дадим ему на царя молиться! Вот и весь сказ. Портрет тот изгадим! — загорелся Витька.
— А инспектору фискалить про историка не будем. Мы ведь не дюндики! — вставил Колька.
— Это само собой, — Витька махнул рукой. — Мы к этому не приучены. А благочинному другую каверзу удумаем.
— Ребята! Гаврила-стражник казнил намедни кота-ворюгу, что куриные яйца у него жрал. За огородом в крапиве валяется, я видел. Вот и подкинем его благочинному, — предложил Филька.
— Не плохо! Ей-богу, не плохо! Только с умом надо, чтоб крепче вышло. А как? — спросил Витька.
— Я читал где-то: дохляку записку надо нацепить! Эх, и разбушуется благочинный! — засмеялся Колька.
— Пойдет! А другим учителям чего? — Сила про что-то думал и старательно ковырял мизинцем в горбатом носу.
— Пока не будем трогать. Они тихие, — Витька встал, поддернул штаны. — Значит, план такой: Филька доставит дохляка ко мне. Кольк, тебе записку писать. Только думай, голова, как похлестче. Ты, Димка, достань у деда Семена дегтю; отлей в кружку, вечерком занесешь. А мы с Силой пойдем помело мастерить. Эх, и праздник будет! Самый майский!
Колька мучился, мучился, ничего не написал и прибежал к Димке. Вдвоем они и сидели на крыльце, мусоля карандаш. Но и Димке лезла в голову лишь одна фраза: «Привет благочинному от старого режима».
Вдруг со стороны Обмерики показалась телега. Из нее выпрыгнул и зашагал по площади высокий мужчина в шинели нараспашку.
— Солдат вернулся, — сказал Димка.
Он пригляделся, встрепенулся, кинул карандаш, стремглав слетел с крыльца. Дядя Иван раскинул руки, подхватил крестника и закружился с ним перед домом. А на телеге хлопал в ладоши калужский Минька. Он похудел и вытянулся, над верхней губой его появился темный пушок.
— Узнаешь приятеля? На недельку со мной приехал. Вы того: целуйтесь скорей, да пойдем в хату. Соскучился я, брат, по Аннушке, по Алексею, по деду Семену. Как они?
— Кто кряхтит, кто скрипит. С харчишками плохо. А соберутся вечером, уткнут нос в газету — и давай ругать временных.
— Не плохо! А Сережка?
— Такой пострел: вчера у деда Семена гривенник смахнул.
— Все правильно. Значит, в тебя пошел…
Ахи, охи, обед из картошки с селедкой, бабушкин пирог с грибами, долгое и шумное застолье за самоваром, Минькины байки про гимназию, — Димка с Колькой и о записке позабыли.
Спохватились в сумерках: под окном засвистел Витька.
— Что ж вы! Забыли? — крикнул он, но увидал Миньку. — А, у вас гости! — И, поддернув штаны, уставился на гимназиста.
А тот расправил плечи и, как петух, готовый к драке, вытянул шею.
— Ну, я пойду. Ребятам скажу. — Витька отвел взгляд от Миньки и уставился в окно: дед Семен что-то доказывал дяде Ивану и обмахивался рушником.