Она сбросила с головы пунцовый шарф за шею и, опираясь на него, неподвижно остановила на мне глаза. Я взглянул и потупился…
— Да, вы…
— Красивая? Ну, конечно! Я красивее той, которая там… у вас на столе…
— Нет! — твердо и убежденно кинул я к дивану.
— Не разглядели еще… Ну, для первого визита довольно!..
Она встала с дивана, потянулась и накинула шарф на голову.
— Не хочется спать… Боюсь одна, а ужасно люблю бродить по саду ночью… Всё странно в саду ночью: и деревья, и дорожки, и шорохи, и тени… И сама жизнь начинает казаться какой-то загадкой. Хотите, погуляем?..
Я не хотел, я уже снова злился и возмущался, как это она не видит…
— Я?.. Пора бы собственно спать…
— Ну, немножечко!.. Тура два по старой аллее… Там так страшно!
Она подхватила меня под руку и повлекла к двери.
— Позвольте! Шляпу надо…
— Совершенно излишне. У вас целый стог волос… какая там шляпа!
Пошли.
— Ах, как страшно! — шептала Калерия и крепко прижималась к моей руке. — Идем туда, под горку, в старые липы, где баня… Бррр! В бане — черти… оборотни… Ай!
Она вдруг вскрикнула, шарахнулась в сторону и потянула за собой меня.
— Что вы! Это — лягушка.
— Тише: кто-то идет вон там, между деревьями…
— Куст это, куст!
— Держите меня крепче: тогда не так страшно… Говорите что-нибудь!
— Не о чем.
— Тсс! Что это… пищит? Слышите?
— Кошка.
Мы приостановились и прислушались.
— Ах, это — мой Вовка! Проснулся… Есть просит… Проводите… Скорей!..
Мы повернулись к дому и быстро зашагали по аллее.
— Спокойной ночи! Думайте обо мне! — небрежно кинула Калерия и, выдернув свою руку, быстро вбежала по ступенькам крыльца и пропала.
«Сумасшедшая или просто… дрянь» — думал я, возвращаясь к себе в беседку. А когда разделся и лег, то вспомнил, что забыл проститься с Зоей.
— Милая! Святая моя! Спокойной ночи!.. Вскочил с дивана, поцеловал портрет и вернулся. Шелестела за окном листва сирени, и мне всё чудилось что там, за окном, кто-то стоит и смотрит…
Письмо! Письмо!..
От нее! От нее!..
Я бросил обед, убежал в сад и, спрятавшись в кустах, разорвал конверт. «Милый, родной мой! Забыл ты меня. Грех тебе так мучить… А, может быть, ты нездоров? — тогда прости мой глупый упрек, но я исстрадалась. Мама, глядя на мою печаль, сердится и всё расспрашивает, что случилось. А я ношу втайне печаль. Вчера ночью поплакала. Вот какой ты нехороший! А говорил что»…
Что же это значит? Я написал ей уже два огромных письма.
— Геня, иди! Мы тебя ждем.
— Не ждите!
«Расстраивается наше счастье: мама и слышать не хочет о том, что я осенью снова уеду в Казань на курсы… Может быть, нескоро уже увидимся, а то и никогда»…
— Геннадий!
— Кушайте, Калерия, без меня!
«Напиши, утешь!.. Господи, что-то с нами будет? Папа словно догадывается, что я жду твоего письма: велел всю почту класть к себе на стол…».
Воруют письма папочка с мамочкой. Теперь понятно.
«Не придумаю, что делать… Тоска, тоска, тоска!.. Сильно люблю, целую, часто вижу во сне и благословляю тебя. Твоя Зоя».
— Мама велела приводом!
Я, как вор, спрятал письмо в руке и вышел из кустов злой, что мне мешают, а Калерия подхватила меня под руку и повлекла на террасу.
— Что же это вы, как собака с костью, убежали с письмом в кустики…
— Пустите меня!..
— Не пущу! Мама велела привести и посадить мальчика на место.
— Оставьте! Не хочу.
Я злобно вырвал руку и пошел быстро вперед.
— Геннадий, вы мне сделали больно… Противный мальчишка!.. Получил письмо от своей курносенькой и думает, что…
— Не ваше дело!
За столом два пустых стула рядом. Ничего не поделаешь: сажусь рядом с Калерией. Смотрю только в тарелку. Избегаю прикосновений, но это не всегда удается. Пролил на скатерть соус. Калерия раскатилась звонким хохотом:
— Мы словно супруги в счастливом браке!
— Избави, Господи! — ворчу, косясь на соседку.
— Ему еще рано об этом думать, — одобряет мама, видимо рассердившаяся на неуместное сравнение. Это задевает мое самолюбие и тайное сознание себя женихом Зои.
— Думать, мама, никому и ни о чем не возбраняется.
Калерия посмотрела на меня прищуренным взглядом и улыбнулась — одобрила. Уронила нож.
— Поднимите, пожалуйста!
Наклоняюсь, она гладит меня по голове теплой рукою:
— Пай-мальчик! Мерси!
Это и злит и рождает приятность. Всё-таки она очень красивая… Смотрю боком на Калерию… Какие губы… румянит она их, что ли? Оригинальный цвет кожи и… усики на приподнятой губе… Как это странно… Бывают персики розово-желтые, с пушком… Какие волосы красивые: черные, как смола, или бледно-желтые, отливающие золотом?. Нет, золотистые — лучше!.. Заметила… Состроила гримасу и высунула кончик языка… Воображает, что залюбовался… Отвернулся, смотрю в окно через головы сидящих напротив: