С началом студенческих каникул он всецело переключился на Варю. Хотя теперь для неё все дни были каникулами. Она на отлично сдала все экзамены за первый семестр и взяла академический, в том числе декретный отпуск по родам и уходу за новорождённым. Так что теперь она была относительно свободной. И Платон по-возможности взял на себя добровольную обязанность прогуливать беременную длинными, зимними вечерами по заснеженной Москве. Почти каждый день он приезжал к Гавриловым и в зависимости от самочувствия беременной и погоды они шли гулять по окрестностям вокруг высотки, далеко не удаляясь от дома.
Они ограничились овалом, охватывающим Котельническую набережную Москвы-реки до Большого Краснохолмского моста и Садового кольца до Яузы по её Берниковской набережной. И далее по Солянке до площади Ногина, улицы Ильинка, Красной площади и Александровского сада. А далее возвращались домой по Кремлёвской и Москворецкой набережным.
Начало февраля ознаменовалось и несколькими событиями во французской зоне влияния.
Сначала 1 февраля в Лаосе группа офицеров, сторонников генерала Фуми Носавана, совершила неудачную попытку военного переворота, в результате чего генерал был вынужден бежать в Таиланд.
А 4 февраля Президент Франции Шарль де Голль заяви об отказе от доллара США в международных расчётах и о переходе на единый золотой стандарт.
На следующий день, 5 февраля, по пути в Ханой советская делегация во главе с председателем Совета Министров СССР А.Н. Косыгиным и секретарём ЦК КПСС Ю.В. Андроповым совершила посадку в Пекине.
Там прошли советско-китайские переговоры с участием Премьера Госсовета КНР Чжоу Эньлая и министра иностранных дел КНР Чэнь И.
А самой плохой новостью явилось сообщение о начале 7 февраля массированных бомбардировок американской авиацией территории ДРВ.
Поэтому вполне резонным выглядело продолжение 11 февраля в Пекине советско-китайских переговоров, в которых на этот раз с китайской стороны прияли участие Мао Цзэдун, Лю Шаоци и генеральный секретарь ЦК КПК Дэн Сяопин. Однако и эти переговоры не привели к устранению разногласий между нашими партиями и странами.
Разногласия и взаимонепонимание стали неожиданно развиваться и у Платона с бабушкой. Он всегда относился к ней с любовью и уважением, хотя знал и понимал её недостатки, в глубине души сочувствуя ей.
А та теперь непонятно почему, скорее всего почувствовав во внуке конкурента на главу семьи, при случае явно издевалась над ним, пытаясь взять у него реванш за что-то. И Платону пока это было непонятно.
Но он никогда и никому не давал себя в обиду, обычно сразу находя адекватные способы достойно наказать обидчика.
И вот, однажды после школы в ожидании обеда, Платон читал за обеденным столом на кухне свою любимую газету «Советский спорт». Тем временем бабушка, разогревая обед, стала опять придираться к нему по какому-то пустяку, при этом оскорбляя внука и подтрунивая над ним. Платон, не отвлекаясь от текст, нехотя отбрёхивался, не переходя грани дозволенного. Но его нутро стало закипать от возмущения. Вместо того, чтобы прекратить склоку и заняться обедом, Нина Васильевна явно шла на скандал, видимо добиваясь от внука весомых оскорблений в свой адрес, чтобы потом на это пожаловаться дочери. Но тот пока терпел.
Но, когда бабушка, не добившись нужного ответа на свою провокацию, со зла швырнула сверху на раскрытую газету горячую сковороду с едой, Платон в ярости вскочил и правой рукой залепил ей пощёчину. И та от неожиданности и эффекта удара лодочкой рухнула на пол навзничь, около раковины забившись якобы в падучей.
В первый момент Платон испугался результата своего удара. Но тут же вспомнил, что старался бить не сильно, а чисто символически, для острастки. Он вспомнил рассказы матери и понял, что бабушка больше притворяется, желая вызвать к себе жалость.
— «Вставай! Не придуривайся! Мама говорила, что ты любишь устраивать такие представления! А за пощёчину извини! Ты сама напросилась на неё!» — пытался он успокоить открывшую глаза старуху, в подмышки легко поднимая её с пола и усаживая на стул.
— «А своё говно, пропитанное злобой ко мне, жри сама!» — вытащил он двумя руками из-под сковороды свою газету, невольно переворачивая её ещё не остывшее содержимое на стол и уходя в дальнюю комнату.
— Как же я так не сдержался?! Свою родную бабку чуть не прибил! Но и она меня, зараза, довела до белого каления! — начал он размышления.
— Что, мне надо было её, что ли материть или обзывать по-всякому?! Для меня это раз плюнуть! Но после этого для меня этот опущенный мною человек перестанет существовать, как личность!? И что мне тогда надо было делать? — терзался юноша.