— Девочки… Нам не на что больше надеяться. Мы уходим. Простите за назойливость, граф дель Парда. Я просто глупая мечтательница…
И выглядит она так… Жалко… И ничтожно… Всё верно. Она ведь просительница. А я — не соизволил снизойти. Вот взял, и не соизволил. И даже успел жениться. На другой, пока она лелеяла пустые мечты. Девчонки поднимаются из — за стола, близняшки тоже потеряли всякую надежду. Уже умерли, если можно так выразиться. То есть, с виду живые, дышат, разговаривают, двигаются. Но внутри нет той искры жизни, которая делает нас людьми. Живыми, настоящими людьми. Стоп! Я что — такая вот окончательная тварь?! Сначала вынудил одну девочку отравиться, потом убил отца этих несчастных и лишил их всего, следом изнасиловал невинную девушку, правда, потом признал её законной женой… Не оправдывайся хотя бы перед самим собой, Атти! Ты же знаешь, что совесть — не обмануть! Мой голос звучит хрипло, словно что — то мешает говорить, и я с удивлением слышу его как бы со стороны:
— Если я увезу ваших сестёр, доса дель Раахи, ваш супруг не станет поднимать шума?
Она вздрагивает, потом отвечает:
— Не думаю. Юмику и Иолику постоянно обзывают нахлебницами и дармоедками. Так что если они исчезнут, то вряд ли кто будет волноваться.
Качаю головой в сомнении:
— Фиорийки ценятся в известных заведениях Империи. Не думаю, что старшая супруга графа упустит шанс заработать на ваших сёстрах пару-тройку золотых, продав их в публичный дом.
Лиэй вскидывается и запальчиво выдаёт:
— Откуда вы знаете, что их хотят продать?!
— Значит, вот оно что? А ведь я просил вас, Лиэй рассказать всё честно и без утайки…
Молодая женщина вздрагивает — проболталась! Теперь я могу требовать от неё всё, что вздумается, и даже её саму. И сестёр. Впрочем, чтобы избежать того ужаса который их ожидает. Одно дело — лечь под одного мужчину, тем более — соотечественника. К тому же, не урода и достаочно могучего и богатого лорда. Другое — ублажать каждый день по десятку желтолицых уродов. Дамы испуганы. Очень сильно испуганы. Я был их единственной надеждой избежать такой участи, а в результате.
— Я никому не могу доверить столь деликатное дело, как доставить ваших сестёр в Фиори. Мои солдаты не имеют права отлучаться из армии. А посылать девушек с купцами — нет гарантии, что ваш супруг или старшая жена не потребует от посланцев отдать им сестёр. Может случиться и куда более худший вариант — их объявят беглыми рабынями…
— Но что нам делать?..
Глаза сестёр наливаются слезами — выхода у них нет. Мат, как говорят в шахматах, здесь, кстати, неизвестных.
— Лучше мы покончим с собой!
Восклицает Юмика. Иолика согласно кивает.
— К чему принимать столь скоропалительное решение? Я же не сказал, что ситуация безнадёжна. Или вы услышали из моих губ слово 'нет'?
Их глаза снова загораются надеждой:
— Наша армия идёт брать Кыхт. Так распорядился император. После взятия города мы, солдаты Фиори, исполняющие здесь Вассальный Договор, свободны, и можем спокойно вернуться на Родину. Если бы вы могли дождаться меня, то никаких проблем бы не было. Спокойно вернулись бы с обозом. Но его то как раз, времени, и нет. Ведь так?
Сёстры, все трое, дружно кивают в знак согласия.
— Тогда… Лиэй, может, вам будет больно это услышать, но пусть мои чувства к вам и угасли, тем не менее, сострадание не чуждо даже Волку Парда. Мне жаль, что по моей вине, пусть и невольной, на вашу семью обрушились столь тяжкие несчастья, и к тому же я… Возненавидел Рёко. Упустить случай в очередной раз насолить империи я не хочу.
Ухмыляюсь:
— Девочки — я зачисляю вас в отряд графа Парда. На военную службу. И вы принесёте мен вассальную клятву. Только на таких условиях. Согласны?
— Солдатами?! Мы? Досы?
Рты всех сестёр дель Тумиан приоткрываются от удивления. Киваю в ответ:
— Да. Если рыцарь приносит вассальную клятву, если барон клянётся быть верным подданным тому, кто выше его по статусу, то я не вижу препятствий к тому, чтобы вы обе, маркизы дель Тумиан, принесли клятву вассалов графу дель Парда и поклялись служить верно, служить честно, служить достойно…
…Я цитирую знакомые каждому благородному человеку с детства слова Высшей Клятвы Фиори, и личики девочек-подростков становятся строгими и собранными. Но тут вновь вмешивается Лиэй:
— Но они же не воины! Не умеют держать меч! Не знают, что такое доспехи! И — война! А если их убьют?!
— Я воин, доса. А не палач.
Вспоминаю я слова, произнесённые не так давно при схожих обстоятельствах, кстати, старый Долма завтра женится на Гуль…
— Неужели вы думаете, что собираюсь послать ваших сестёр на смерть, чтобы отомстить за то, что вы не стали моей? Да, мне пришлось совершить немало того, за что можно и нужно упрекнуть, но не настолько я подл, чтобы швырнуть несмышлёных девчушек в мясорубку.
Она испытующе смотрит на меня:
— Но Кытх… А вас всего пять тысяч…
— Меньше. Не намного, но меньше. Тем не менее, город мы возьмём. Правда, империя вряд ли выиграет от этого…
На лице появляется хищный злобный оскал, от которого сестрёнки сжимаются. Успокаивающе машу рукой:
— Не волнуйтесь. Это не относиться к вам.
И спустя короткую паузу:
— Доса Лиэй, вы надолго здесь?
Она отрицательно качает головой под идиотским колпаком замужней имперской женщины.
— Вечером наш караван уходит обратно в столицу.
— Понятно.
Тяну я.
— Тогда — прощайтесь. Я оставлю вас одних.
— Одну минуту, сьере граф. Вы не назвали цену.
— Чему?
Не понимаю я, и Лиэй терпеливо объясняет:
— Я знаю, что за всё в жизни приходится платить. Мои девочки… Сёстры… Им нужно когда — нибудь выходить замуж. Потребуется приданное. Если вы становитесь их сюзереном, то все эти тяготы и расходы лягут на вас, сьере граф.
— И что?
Я по-прежнему не понимаю молодую женщину, хотя её слова начинают меня настораживать. Дель Хаари краснеет, потом всё же произносит:
— Попрощаться мы успели заранее. На всякий случай. И я готова… Оставшееся до отъезда время… Провести с вами, в вашей постели. Выполнить все ваши пожелания и прихоти. Всё, что вы пожелаете. Потому что у меня больше ничего нет. Кроме тела. И если оно вас по прежнему привлекает, то я согласна…
…Я медленно поднимаюсь со стула, сжимая кулаки:
— Будь вы мужчиной, Лиэй, я бы ударил вас не раздумывая ни мгновения! Я не стану отказываться от своих слов — ваши сёстры принесут мне вассальную клятву и станут моими подданными и членами моего отряда. Вас же, доса дель Хаари, я не желаю больше видеть. Никогда. Прощайте.
…Она что — то пытается сказать в своё оправдание, вымолить прощение, но поздно. Так ещё в душу мне никогда не плевали! И я выхожу из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Слуга возле неё с удивлением смотрит на меня:
— Мне нужен десятник моей охраны. Пусть придёт в мою комнату.
Парнишка кивает и исчезает в коридоре. Иду к себе. Усаживаюсь у распахнутого окна и смотрю на суетящийся двор. Жизнь в городке и фактории кипит ключом. Это же последний торговый центр на границе империи…
— Сьере граф?
Дверь открылась бесшумно, а я слишком увлечён своими переживаниями. Явился мой солдат, застыл по стойке 'смирно', как полагается, головной берет, обязательный к ношению, под погоном на левом плече.
— Пойдёшь с парнем, он покажет. В комнате три женщины. Одна замужняя и две соплячки. Заберёшь молодых, определишь их в отряд. Назначишь наставника из старших. Никаких поблажек, полный курс молодого бойца.
— Кто они, сьере граф?
Кривлюсь:
— Старые знакомые. Надо их вытащить из империи, и другого способа на данный момент нет. Естественно, что в бой их не пошлёшь, но чтобы хотя б обузой не были.
— Будет исполнено, сьере граф.
Отдаёт честь, уходит вслед за слугой. Однако, парень умный, хотя и не фиориец. Но и не рёсец. Неизвестное мне племя. Кожа смуглая, нос с горбинкой. Не горец и не тушурец. Откуда из дальних земель, похоже. Из тех военных сирот. Ладно, нечего забивать себе голову. Вижу, как мой десятник пересекает двор, за ним семенят обе сестрёнки-близняшки с тощими пожитками за спиной. Воин усаживает их на свободных лошадей, на удивление, девчонки занимают места в сёдлах довольно ловко. Хотя и по-женски. На одну сторону. Ничего. В лагере их переоденут и быстро вышибут дурь из голов.
— Сьере граф, графиня дель Хаари желает попрощаться с вами.
— Скажите досе, что меня для неё нет. Никогда и нигде.
Делаю нетерпеливый жест, и парень исчезает. Из — за дверного полотна доносятся голоса. Но слов не различить. Больше у меня нет ни капли любви к Лиэй. Ни единой. Только обида и злоба. А так же ещё одно непонятное чувство, то ли отвращение, то ли досада. Дверь открывается, парень вновь докладывает: