— Прости меня.
На личике появляется гримаска недоумения:
— За что? Ты изменил мне?!
Характер у неё, словно порох. Вспыхивает мгновенно…
— Нет, что ты!..
Ооли не может понять меня, и я поясняю:
— Прости за то, что взял тебя силой…
Она подаётся немного назад, сложная игра чувств отражается на удивительно живом личике…
— Но если бы ты этого не сделал, у нас бы не было дочери…
— Нашего чуда… Нашего солнышка…
…Я прижимаю её к себе и касаюсь её сладких губ своими губами:
— Я люблю тебя. Люблю, Ооли… Больше всего на свете. Ты моя единственная…
И это не ложь, не красивые слова. Эта саури была рождена именно для меня. Для того, чтобы стать моей женой. Такого её предназначение. Я это знаю. И она тоже это знает. Как то, что я, человек, терра хомо, лютый враг всего её вида, был создан для того, чтобы стать мужем. Опорой, надеждой, защитой наших детей…
— Мама сказала, что скоро прилетят твои соплеменники…
— Через год. Раньше вряд ли успеют…
— Лучше бы успели.
— Почему?
Она мрачнеет:
— Потому здесь появятся и мои соплеменники. И пусть я враг землянам, но у меня есть слабая надежда на то, что если первыми прилетят твои сородичи, то я смогу остаться живой. И моя дочь останется жива. Если же раньше явятся мои соплеменники, то…
Она всхлипывает, и крепче прижимается ко мне:
— Тебя убьют. Нашу дочь привяжут ко мне, и нас сожгут вместе на главной площади перед Дворцом Владыки Кланов. За то, что я опозорила наш род… Ведь после того… Той ночи… Я должна была умереть… Наложить на себя руки…
Она сглатывает, словно ей что — то мешает говорить…
— Но я… Не смогла… Словно что — то остановило меня…
…А я застываю в ужасе, услышав, что мог лишиться своей любимой…
— Я никогда, никому не отдам тебя. Пусть хоть все Кланы, все солдаты Империи прилетают сюда — ты моя жена! Мать моих детей! И никто и ничто, даже сама смерть не разлучит нас…
— Но сможем ли мы…
— Сможем. Поверь мне — сможем. Ни твои клановцы, ни мои собраться ничего не сделают ни тебе, ни, тем более, нашему ребёнку. Обещаю, и клянусь тебе в этом.
— Но почему ты так уверен в этом?
Вместо ответа я показываю глазами на стену. Ооли следует своим глазами за мои взглядом, и замечает моё брачное ожерелье, повешенное на стену. Я ласково глажу её по пушистой головке:
— Ты же знаешь, что за камень стал символом нашего брака?
— Пламенный сапфир… Неслыханная редкость во Вселенной, которая одинаково высоко ценится и у нас, в Кланах, и у вас, в Империи…
Улыбаюсь ей в ответ:
— Единственный рудник, где добывают их — моя собственность. Приказчики купили его. И очень недорого. А в санях, где ехала Аами, лежит сундучок, где таких камней…
Мгновенно перевожу меры веса из одних в другие:
— Двенадцать сарре.
— Что?!
Ооли потрясена до глубины души. Двенадцать сарре — примерно четыре килограмма. И среди них есть уникальные кристаллы, невероятной чистоты, два штуки. По полкило каждый. Наша добыча из Сырха…
— Я думаю, что Вождь Кланов, что Император Руси согласятся оставить нас в покое, если я преподнесу им камешку…
— А ты… Ты разве не хочешь вернуться домой, в Империю?
Отрицательно качаю головой, заглядывая в её бездонные глаза цвета чистого древесного пепла:
— Мой дом там, где ты. Рядом с тобой. Здесь, в Фиори. Вместе с нашими детьми и Аруанн, ставшей мне родной матерью…
Ооли всхлипывает, приникает ко мне, распластавшись на груди. Её плечи вздрагивают, и девушка шепчет:
— Я так боялась, что мы меня бросишь, откажешься… А ты…
— Я же люблю тебя… Жена моя… Наш Император согласится. С Кланами, думаю, будет сложнее… Но не думаю, что и Вождь станет препятствовать нам быть вместе… Цена высока. Никто ещё не платил такой выкуп за жену…
— Достойный дочери Вождя, Принцессы Клана Горных Листьев и его внучки…
— Ты…
Я не верю услышанному — неужели… Ооли вскидывает головку, гордо произносит вновь:
— Мой отец — Вождь Кланов! А Аами — его внучка. Дочь моего старшего брата, пропавшего здесь десять лет назад… Изменишь ли ты своё отношение ко мне, человек?
— Человек?! Назови меня, женщина, как полагается!
Саури улыбается, надменность уходит с её лица, и я слышу, как она с нежностью произносит то, что я потребовал:
— Муж мой…
— Жена моя…
…Впервые мы завтракаем вместе. До этого мы ни разу этого не делали. Наша дочурка мирно спит в колыбели, с нами вместе — Аами и мама, которая время от времени бросает на нас внимательные взгляды и улыбается… Ей нравится, то, что она видит. Маленькая саури стесняется столь высоких и благородных людей за столом. Титул граф ей знаком. И его статус, соответственно, тоже. И то, что простая девочка из низших стала членом семьи целого графа, и сидит с ним на равных за одним столом, вместе с графиней-мамой, графиней бабушкой, и графом папой. И что она теперь виконтесса — всё это ужасно смущает малышку…
— Я смотрю — стройка идёт полным ходом?
Матушка кивает, потому что Ооли в это время выскакивает из — за стола, услышав слабое кряхтение нашей дочери, первый признак её просыпания. Впрочем, кивок уходит в пустоту, потому что меня тоже уже нет за столом. И у колыбельки я оказываюсь первым, когда супруга подбегает к ней, я уже держу дочку на руках. При виде незнакомого лица девочка кукситься, хочет заплакать, но тут в поле её зрения появляется мама, и дочка успокаивается. Пока мама соображает, что от неё хочет совсем недавно евшая дочь, я щупаю пелёнки. Ну, так и есть. Мокрые. Менять надо… Чем мы и занимаемся. Я занимаюсь постелью, а молодая мама — девочкой. Через несколько минут малышка уже сухая и вовсю чмокает соской из сладкого дерева. Мы с женой смотрим друг на друга и дружно вздыхаем — да…. Где же наши автоматические колыбели? Которые и сменят одежду младенцу, и проконтролируют его состояние, и сообщат нам, если произойдут какие — либо другие неприятности… Ничего не поделаешь, придётся по старинке… Возвращаемся за стол — вопросительные взгляды остававшихся за столом сотрапезников, и я шёпотом поясняю:
— Мокренькая.
— А…
Тянет матушка, потом опять улыбается:
— Быстро вы… Управились…
Ооли алеет от смущения:
— Я не знаю, как принято у вас, но в моём мире всё делает жена…
— А нас муж должен помогать супруге с ребёнком.
— Должен? Это обязанность?
— По зову сердца, милая. Совершенно добровольно, поверь…
Она опускает голову, чтобы скрыть счастливую улыбку, но мама возвращает нас в действительность.
— Внучка родилась недоношенной. И она слабенькая. Так что вы ж берегите её…
Вот что тревожит досу Аруанн больше всего.
— Погодите… Как, недоношенная?
Ни Ооли, ни я не понимаем смысла слов мамы. И та поясняет:
— Но она родилась через семь месяцев после того как…
Зажимает себе рот. Я смотрю на жену, и злая ревность вновь возникает в моём сердце, но я стараюсь не показать вида:
— Не знаю столь деликатной вещи, милая, но, сколько вы, саури, вынашиваете своих детей?
— Шесть месяцев…
— Шесть?!
Восклицаем мы вместе с мамой, и Ооли торопливо поясняет:
— Я так боялась, что с малышкой будет что — то не так! Время рожать, а я ничего не чувствую! Очень боялась, что она родится с отклонениями, или вообще, уродом…