- Так! Тимоха! Почему ты опаздываешь?! – строго спрашивает его Тупик. Он значительно меньше своими габаритами и выглядит в два раза ниже Тимохи, но словно Моська из басни Крылова смело бросается на слона. – Мы что, должны за тебя всю картошку чистить?!
- Так я только с посудой закончил! Все ушли и мне одному пришлось мыть, - оправдывается Тимоха.
- Это не оправдание! – продолжает свой наезд Тупик только ради скуки. На самом деле ему безразличен поздний приход нашего изгоя. Но ему хочется поговорить и отвлечь всех от себя.
- Сейчас буду чистить, - вздыхает Тимоха, берет шатающуюся табуретку и садится в круг. Он достает из кармана свой нож, прекрасно наточенный.
- Стоп! Откуда у тебя это? – спрашивает его Бобер, хватая за рукав.
- Наточил…
- Покажи! – Бобер берет у него нож и внимательно рассматривает. Как оказывается это обычный столовый нож с металлической ручкой, которая является одним целым с лезвием, но его лезвие тщательно наточено, словно на станке.
- Где точил? – интересуется Бобер.
- Сам на камне…
- Вот! – Бобер протягивает Тимохе свой обычный нож, а его нож оставляет у себя. – Бери мой, я твоим попробую почистить.
- Ладно… - покорно вздыхает Тимоха и начинает чистить картошку тупым столовым ножом, полученным от Боброва.
Сам же Бобер, берет табуретку и подсаживается ко мне. Он многозначительно смотрит на меня, но я не пойму, что он хочет. Тогда он начинает вращать глазами, останавливая зрачки в направлении двери. Я, наконец, понимаю, что он предлагает мне выйти.
- Пойду отолью, - говорю я вставая.
- Я тоже, - поддерживает меня заговорщик и мы вдвоем, встав со своих рабочих мест, удаляемся из овощного цеха, от белого кафеля которого веет сыростью и холодом.
На лестнице он меня останавливает:
- Да, стой, ты!
- Я на самом деле собрался в туалет! – объясняю я и продолжаю движение. Бобер следует за мной.
В туалете он закуривает сигарету и ждет, когда я опорожню свой мочевой пузырь.
- В час нам нужно стоять возле забора у столовой! – говорит он, после того, как я закончил со своим делом.
- Зачем? – не понимаю я. Время сейчас двенадцать, и я надеялся, что мы, закончив с картошкой, пойдем спать в казарму.
- Нам передадут водку. Нужно ее принять и пронести в казарму. Решили же сегодня отмечать!
- Как сегодня?! – удивляюсь я. – Ведь собирались только завтра!
- Завтра Чуев ответственный! И потом, завтра мы не дежурим по кухне и с жрачкой будет напряг.
- А сегодня, что не будет напряга?
- Нет. Васька – в офицерской столовой, а в варочном - Пашка пожарит картофан.
- Слушай, а почему Вадька отказался? – меня волнует этот вопрос, так как Вадькина задница – индикатор опасности, она чувствует опасность за версту и за день.
- Говорит, что не хочет.
Меня отказ Вадьки очень настораживает. Просто так он никогда не откажется от участия в пьянке. Но остается Стас. Если он будет участвовать, то это может уравновесить Вадькин отказ.
- А Стас?
- Стас дежурит в патруле. Говорит не хочет пахнуть! У них начальником Гуров! Можешь себе представить!? Говорит ни шагу в сторону. Как дураки весь вечер ходили и на ужин приводил в столовую и сам ужинал!
- Логично, - соглашаюсь я, поставив себя на место патрульного и представив, как легко выкупить пьяного патрульного курсанта офицеру – начальнику патруля.
- Пошли! Дочистим картошку и пойдем к забору. Тупик прикроет.
- А он тоже участвует?
- Да. Всего пятнадцать человек.
- А сколько водки?
- Одиннадцать бутылок… - как-то очень восхищенно отвечает Бобер и у меня бегут мурашки по коже.
- А что так много?! – вскрикиваю я.
- Нормально! Все равно завтра раньше встаем и ни с кем из офицеров не встречаемся. В столовой мы никому не нужны!
- Не! Ну, это уж очень много! – я не могу успокоиться.
- Нормально! – повторяет уверенно заговорщик. – Не хочешь, не пей! Никто насильно вливать не будет!
Мы вернулись в овощной цех. Здесь ничего не изменилось. Все те же лица и все та же картошка, но второй бак заполнен почти на половину, а первый стоит в сторонке и картофель в нем плавает у самой кромки. Наша задача заполнить два бака и все, - мы свободны. Были бы. Могли бы идти спать до половины шестого утра. В теплых кроватях, сладко пускать слюни и видеть эротические сны. Глаза мои невольно слипаются и рот разверзается в наисладчайшем зевке. Но у нас, у пятнадцати человек, избранных и представляющих сливки роты, мероприятие. Мы должны готовиться к нему, а потом среди ночи участвовать в нем, не спать, рисковать быть пойманными, а утром опять пахать в столовой на своих рабочих местах, в похмельном угаре и сонном состоянии. И зачем мне все это надо?
Я окинул взглядом дружный коллектив чистильщиков картошки. Тупик долго и тщательно, никуда не спеша, срезает кожуру с одной картофелины, тем временем, как остальные бросают в алюминиевый бак по второму, а то и третьему корнеплоду. Они все, кроме Тупика, сейчас дочистят бак и пойдут спать, а я с Бобром двинусь в холодной мерзкой ночи к железной ограде и буду там торчать, ожидая какого-то человека, который передаст нам сумку с батареей водочных бутылок. Мы примем их и будем с риском для себя пробираться в казарму, где, опять-таки с риском быть пойманными, употреблять весь этот алкоголь. Так я думаю и молча чищу картошку, взяв пример с Тупика не торопиться.
И вот, последний из нас кидает свой вклад в общее дело, картошка с шумом плюхается в кастрюлю.
- Все! – констатирует Вадька и встает с трудом разгибая спину.
- По койкам, - командует Иван, младший сержант, командир второго отделения, он нынче старший по столовой.
- Мы с Принцем немного задержимся, - говорит Бобер и смотрит на часы. – Придем минут через пятнадцать.
- Ладно, - соглашается Иван.
Он знает, что в этот ночной час мы не рискуем ничем, возвращаясь в казарму вне строя и одиночно. Все спят и видят уже не первый десяток снов. Иван не интересуется причиной нашей задержки. Вообще у нас не принято расспрашивать о делах своих товарищей, если они сами не говорят. Расспрос вызывает подозрение и тебя могут посчитать стукачом. А стукачество в роте призирается и ему объявлен незримый бой.
Все уходят, а я и Бобер медленно собираемся, пропуская своих коллег. Бобер ерзает и устраивается удобно на табуретке. Он достает сигарету и закуривает. Я вторю ему и, посмотрев на часы, понимаю, у нас еще минут десять в запасе.
Мы одни, молча курим, поглядывая на часы. Вдруг дверь открывается и появляется Тупик с Юркой.
- Отсыпьте немного картошки! – то ли просит, то ли требует Юрка.
- Зачем? – не понимаем мы.
- Мы пойдем ее пожарим в варочном, - Юрка достает из кармана шинели бумажный сверток и развернув замасленную пергаментную бумагу показывает нам довольно большой кусок сливочного масла.
- Бери! – бобер кивает головой на полный бак.
Юрка с Тупиком набирают чистые многогранники в сотейник и уходят. Мы опять остаемся одни. Проходит еще минут пятнадцать.
- Пора, - Бобер встает и одевает свою шинель.
Я тоже натягиваю свою верхнюю одежду и застегиваю ремень. Мы тушим сигареты и отправляемся на дело. Кругом стоит ночь и непривычная тишина. За стенами столовой нас встречает такая же тишина и легкий морозец. Ветер гнет пирамидальные тополя, голые и сухие, уличные фонари выхватывают желтым светом подтаявший за день снег, лежащий на обочинах, и пустую дорогу, по которой так ни разу и не проехала ни одна машина.
Быстрыми шагами мы подкрадываемся к высоким прутьям училищного забора и в нетерпении стоим, оглядываясь по сторонам, волнуясь, что нас могут заметить какие-нибудь офицеры.
- Ребята! – окликает нас чей-то голос. Мы поворачиваемся в сторону откуда он доносится. Через пару секунд к прутьям подкрадывается молодой парень. Приглядевшись, я узнаю в нем парня, который вместе с нами пытался поступить, но был срезан безжалостной рукой начальника училища, так как не набрал нужный бал. – Вы от Дэниса?
- Да! – громко шепчет Бобер.
- Вот возьмите! – он пытается просунуть сквозь прутья забора спортивную сумку. У него ничего не получается, так как сумка большая, а в ней, видимо, много содержимого.