- Буду…
- Ну?
- Что, ну?
- Получилось?
- Да.
- И как оно быть первым?
- Хлопотно…
- Дурак! Это же здорово! Само осознание факта чего только стоит!
- Ну, может быть, может быть… - я не хочу вести с Ольгой беседы на столь интимную тему.
- А Серега не поймет меня? – перевожу тему я на саму Ольгу.
- Нет! Он не такой везучий, как ты!
- И давно?
- Да, - она без какого-либо сожаления пожимает плечами.
Вода в чайнике вскоре закипает, а в ванне она затихает. В кухню входит Наташа. Мы с Олей пьем кофе и курим, словно не о чем таком и речи не шло. Это удивительно с этой «белокурой бестией», как ее за глаза завет Бобер, у меня всегда находится общий язык. Она понимает меня с полуслова, а я ее. И мы это прекрасно осознаем. Мы словно два друга в разных вражеских станах, делимся своими ощущениями, какой-нибудь информацией, советуем друг другу поступать в одинаковый момент именно так и не иначе, потому что мы хотим помочь и честно посоветовать своему собрату.
- Когда вы уезжаете? - спрашивает меня Ольга.
- Толком не скажу. Полеты видимо еще на неделю отложат. А Строгин говорит, что нас хотят пораньше поэтому выгнать. Думаю, на следующей недели поедем.
- Наташ, а ты послезавтра?
- Да…
- А потом, когда еще домой?
- Осенью, в сентябре…
- Чёрт! Значит, мне куковать здесь одной этот месяц! Мои собираются в Белую Церковь, а я не хочу туда. Я на море хочу! Вот из принципа и останусь тут… Ну, буду к тебе приезжать, погуляем по Калинину! – она хитро смотрит на меня, и я понимаю, что Ольга пытается разжечь во мне ревность. Но сейчас я не поддаюсь на ее провокации. Хотя в душе понимаю, что буду ужасно ревновать, когда окажусь в училище, а Наташа останется в Калинине. Я уже думаю, как мне вырваться к ней хотя бы на пару дней, я думаю об этом еще не попрощавшись.
- Вы заедите на обратном пути ко мне? – спрашивает Наташа.
- Обязательно! Даже если мои друзья не захотят остаться я задержусь до упора. Женька меня прикроет!
- Приезжай!
- Ты мне оставишь адресок?
- Я его уже написала, он у тебя в кармане рубашки.
Я опускаю пальца в карман и нащупываю свернутый листок из блокнота. Когда она уже успела это сделать? – думаю я и мне очень приятно на душе и спокойно.
* * *
- Располагайтесь, ребята! – молодой лейтенант, открывший нам дверь, показывает где свободные места. – Комната большая, поэтому сюда запихнули шесть кроватей. До вас я жил здесь совершенно один. Скука. Вы надолго?
- Спасибо, а у окна свободно? – спрашивает Строгин.
- Да, я сплю здесь, вот моя койка. А вы занимайте любые свободные.
- Спасибо… - мы занимаем понравившиеся из пяти свободных кроватей. Женька располагается у окна справа, Бобер слева, а мы с Выскребовым у правой стены, к сожалению, очень близко от входной двери. У дальней стены стоит койка лейтенанта.
Прямо перед самым окончанием стажировки начальник штаба все-таки выполнил свое обещание и поселил нас в общежитии. Со слов лейтенанта-аборигена, одиноко обитавшего в комнате, до нас в его комнате проживала группа командировочных техников, они отлаживали какое-то оборудование и затянули с окончанием работ. Именно поэтому подполковник поселил нас вместо обещанной общаги в спортзале. Но в конце концов он свое обещание выполнил. Молодой лейтенант был «пиджаком», так называли кадровые офицеры молодых лейтенантов и старлеев, пришедших в войска не из училищ, а окончивших гражданские ВУЗы, имеющие военные кафедры и решивших продолжить работу в боевых частях. Вася, так звали нашего соседа, закончил МАИ и в прошлом году приехал в полк на должность техника самолета. Наверное, поэтому он общался как-то уж очень по-граждански. Его манеры, стиль речи, отсутствие матерных слов в разговоре, - все говорило о его именно гражданском образовании. Я уверен, что человек, прошедший четыре-пять лет в военном училище, так ощущать и проявлять себя не мог. В нашей речи всегда присутствовал матерок, пусть легкий, но тем не менее матерные слова проскальзывали. Наша речь не была столь грамотной и правильной. Мы проще относились к издевкам над собой, потому что были грубее и менее обтесанными, шероховатыми и отсюда задиристыми. Он же на нашем фоне выглядел этаким тонким интеллигентом. Хотя он нам всем сразу пришелся по душе за свой мягкий нрав и открытость и искреннее отношение к нам, как к равным. Причем это его отношение к нам не было связано никак с нашей будущей профессией. Техники почти единственные люди в полку, которым штурманы были пофигу. Мы их не касались и никак не могли влиять на них. В то время, как все остальные косвенно от нас зависели.
- Надолго ко мне? – повторил свой вопрос Вася.
- Ну, максимум на десять дней, минимум дня на два. Если полеты на неделе не возобновят, то скорее на пару дней, - ответил Строгин.
- Жаль… скучно одному…
- А что, не с кем провести свободное время?
- Не с кем. Я видите ли не пью. А все наши техники не упускают случая воспользоваться дармовой «султыгой». Вот и живу почти год белой вороной.
- Да… в авиационном полку и не пить… это, знаете ли, ммм…не правильно… - улыбнулся Выскребов. – Я вот тоже почти не пьющий, так меня силком поят мои друзья.
- Да что вы!? – искренне удивился Василий.
- Не бойтесь! Они поят только знакомых…
- Да? – выдохнул было напрягшийся лейтенант.
- Да! Но я надеюсь мы с вами подружимся! – добавил Игорь, чем развеселил всех нас, кроме Василия.
- Шутка, товарищ лейтенант! – рассмеялся курсант. – у нас субординация на первом месте. Без вашего согласия насильно поить никто не будет!
- Договорились! – наконец, улыбнулся офицер.
Мы раскидали свои вещи и поскольку время было обеденное собрались в столовую, предложив Василию составить нам компанию. Тот согласился и одев китель пошел с нами принимать пищу по технической норме.
- А чем вы занимаетесь вечерами, когда не на службе? – поглощая компот, спросил его Бобер. – Вы в преферанс играете?
- Да. С большим удовольствием. Наши техники больше предпочитают в «храп», а я не считаю эту игру ни интересной, ни предоставляющей игрокам возможность подумать. Тупое везение…
- Так, может, вечерком распишем пульку?
- Я, знаете ли с преогромным удовольствием…
- Принц, ты будешь?
- Я хочу проводить Наташу…
- Во сколько она уезжает?
- Автобус в девятнадцать тридцать…
- Ёмаё! Так после! Сядем часов в половину девятого!
- Ну, давайте! А без меня?
- Да ладно! Женька не играет, Игорь тоже. А так на троих распишем. Давай!
- Ладно. Договорились.
После обеда мы зашли в штаб. Там, среди бегающих по коридорам штабных офицеров, мы выловили Атрепова. Он нес кипу фотографий объективного контроля проверяющим, так и не установившим причину ЧП.
- Алексей, так полеты на следующей неделе будут? – спросил его наш старший группы.
- Навряд ли! Комиссия не уезжает, а при ней командир не решится назначить полеты…
- А что нам делать тогда?
- Готовьте штурманские книжки. Укажите все свои допуски с инструкторами и без. Сделайте более-менее реальное количество наведений на всех высотах, кроме, пожалуй, предельно малых. И мне на подпись. Ясно чем заниматься?
- Ясно… А что, Берестов нас отпускает раньше?
-Да. Поедите во вторник. Можете брать билеты. Характеристики я уже приготовил.
- Понятно!
- А сейчас идите в общагу и сидите там тихо! Не до вас сейчас!
Мы растворились, словно нас и не было в штабе. Узнав всю необходимую информацию, мы поймали Чемоданова, который тоже возвращался из штаба домой, и попросили у него штурманскую книжку, чтоб использовать ее, как образец. Получив таковую, мы вернулись в общагу и занялись составлением отчетной документации о нашей стажировке. Василий сразу же после обеда ушел на аэродром, поэтому в комнате мы расположились, никого не стесняясь, и не стесняя. Самая скучная и нелюбимая работа, это работа с бумажками. Тупое переписывание в толстенную штурманскую книжку допусков и упражнений по наведению истребителей, быстро опостылело, и я был рад, когда закончил с этим делом первый. Оставив своих друзей за этим «веселым» занятием, я, переодевшись в «гражданку», отправился домой к Наташе. Через час она должна была уехать в Калинин.