Когда отец с сыном приехали, артист лежал больной; их впустили в соседнюю комнату. Там на столе лежала скрипка и около нее партитура последнего концерта сочинения Роллы. Николо взял скрипку и с листа исполнил весь концерт. Больной пожелал узнать, кто этот артист, исполняющий так искусно его произведение. Когда ему сказали, что этот артист — ребенок, он не хотел верить, встал с постели и, полуодетый, бросился в комнату, где был Николо. Последний при его входе прекратил игру.
— Зачем вы здесь? — спросил пораженный Ролла.
— Мы пришли просить вас принять меня в число своих учеников, — отвечал Николо, кланяясь.
— В число учеников? — повторил Ролла, — но я затруднился бы научить вас чему-нибудь.
Паганини.
Таков был прием, сделанный знаменитым скрипачом ребенку, который уже не имел себе соперника. Четырнадцати лет Паганини давал концерты в главных итальянских городах и повсюду имел небывалый, громадный успех.
Затем он посетил Германию, Францию и Англию, и путешествия эти были настоящим триумфом для артиста. Он был не только замечательным скрипачом-исполнителем, но и чрезвычайно выдающимся композитором. Величайшая похвала, о которой только может мечтать современный скрипач, заключается в том, что его назовут «современный Паганини».
Стон, один из самых замечательных английских математиков, был сын садовника герцога Аргильского. После того как один из товарищей его отца выучил мальчика азбуке, чтению и письму, он сам уже изучил языки французский, латинский и греческий, геометрию и все науки, учебники которых мог достать; все это произошло в то время, когда маленький Стон состоял на службе у герцога в качестве лакея. Однажды герцог, рассерженный непослушанием Стона, который не являлся на его звонки, вышел в переднюю с намерением наказать маленького лентяя, но нашел этого последнего в глубоком размышлении с книгою в руках.
Стон, заметя герцога, поспешно спрятал книгу; но герцог, подозревая в виду замешательства мальчика, что он предается какому-нибудь вредному чтению, настойчиво потребовал показать книгу. Каково же было его удивление, когда он увидел, что книга эта содержит в себе один из самых отвлеченных трактатов великого математика Ньютона. Сначала герцог приписал это случайности, по которой книга могла попасть в лакейскую; но после некоторых расспросов, сделанных мальчику, всякое сомнение исчезло.
Пораженный тем, что мальчик сам, без посторонней помощи, достиг таких знаний, такой эрудиции и обладал такими наклонностями, герцог дал ему возможность закончить свое самообразование: он оказал материальную поддержку, в которой Стон только и нуждался.
Раффе, один, из самых оригинальных французских художников, был сын бедной вдовы; его ребенком поместили в ученье к токарю.
По окончании дневного труда, Раффе все свои вечера уделял посещению курсов рисования, а ночью исполнял заданные учителями уроки.
Знаменитый историк Роллен, о котором я несколько раз уже упоминал, пятнадцати лет от роду работал у отца своего, имевшего точильное заведение. Бенедиктинский монах, заметив способности юноши, начал заниматься с ним, а потом выхлопотал, чтоб его поместили в школу Плесси, где Роллен обратил на себя внимание всех учителей.
Мишель Седен (родился в 1719 году), известный драматический писатель, был сын парижского архитектора, разорившегося вследствие неудачных спекуляций. Получив место в Берри, бедный отец Седена отправился с ним и вторым сыном своим в провинцию, третьего же оставил при жене в Париже. Едва успел он приехать на место, как захворал и умер. Мишелю, старшему сыну, было тогда тринадцать лет и он должен был везти брата в Париж. Не имея денег, чтобы заплатить за два места в почтовом дилижансе, он купил одно для брата, а сам следовал пешком за каретой, что, между прочим, дает нам некоторое представление о скорости езды в те времена. Было очень холодно, и маленький брат Мишеля совсем окоченел от мороза в плохо устроенной карете; Мишель отдал ему свой камзол. Доброе сердце мальчика тронуло пассажиров; они сделали складчину и заплатили кондуктору за место. Мишель поместился на козлах.
Приехав в Париж, он стал единственною поддержкою матери и братьев. Он научился ремеслу камнетеса и скоро так преуспел в этом деле, что мог зарабатывать такие деньги, которых было достаточно для содержания всей семьи.
Мишель Седен.
Занимаясь своим тяжелым ремеслом, Мишель Седен в то же время сумел достигнуть известности в качестве одного из лучших драматических писателей своего времени. Его произведения имели тогда огромный успех, а одно из них, именно «Философ поневоле», пьеса остроумная и талантливо написанная, и теперь еще смотрится с большим удовольствием.
На сегодня довольно, хотя материал далеко не весь исчерпан; прежде чем расстаться, одно маленькое замечание: может быть вы заметили, что большинство перечисленных мною имен принадлежит живописцам, музыкантам, писателям и ученым; следует ли отсюда заключить, что вообще общество получает свои главные жизненные силы только от этого класса людей? Конечно нет. Но дело в том, что воспоминание о тех лицах, чья деятельность проявляется ярче, поневоле сохраняется дольше. История многих людей замечательных по своей энергии и уму, но в других отраслях, хотя не менее полезных, к несчастью забыта, хотя эти люди вполне достойны того, чтобы потомство хранило о них добрую память.
Как вам известно, я не сочиняю, а сообщаю сведения по сохранившимся документам; поэтому не моя вина, что несмотря на все мои старания я не всегда нахожу материал, которым можно было бы воспользоваться.
ВЕЧЕР СЕДЬМОЙ
Пик-де-ла-Мирандоль. — Дюпон де-Немур. — Лопе-де-Вега. — Кальдерон. — Ариосто. — Тассо. — Моцарт. — Бетховен. — Керубини. — Пиччини. — Мендельсон. — Шорон. — Микель-Анджело. — Бернен. — Галилей. — Гендерсон. — Гиббон. — Бентам. — Галлер. — Дасье. — Агриппа д'Обинье. — Клеро. — Паскаль. — Софи Жермен. — Расин. — Maлегуцци. — Мария Аньези. — Давид, царь израильский. — Катон. — Дю-Геклен. — Виллар.
Если бы мне пришлось из беседы настоящего вечера составить главу книги, то я назвал бы ее так: «О знаменитых людях, которые в детстве были то, что называется детьми-феноменами».
Очень многие, при виде такого заглавия, поспешили бы возразить, что не верят в существование таких людей в силу того предрассудка, что будто бы все гениальные дети обречены на преждевременную смерть, а если и случается, что они вопреки поговорке[2] переживают годы детства, то становятся впоследствии самыми обыкновенными людьми. Это могло бы даже подать повод думать, что все замечательные люди вообще обязательно должны быть в детстве тупоумными.
Нет сомнения, что человек, как и растение, достигает полного развития лишь с большою постепенностью; сначала появляется цвет, а затем плод. «Посмотрите, — говорят сторонники предрассудка, — на скороспелый плод, который получается только благодаря насилованию природы: этот плод совсем почти лишен вкуса». Это совершенно справедливо, и я допускаю, что поздний плод всегда предпочитается скороспелому; но нет правил без исключения, как в отношении людей, так и растения; ежедневный опыт с полною очевидностью доказывает это.
2
Поговорка эта гласит: «Умные дети недолговечны». Конечно тут есть и частичка правды, но далеко не всегда сильное развитие умственных способностей в детстве сопровождается слабым здоровьем. Все зависит от условий воспитания. С другой стороны вовсе не обязательно, чтобы выдающийся человек был непременно выдающимся уже в детстве.