Но этим дело не кончилось. Мало-помалу птицы становились все нахальнее и нахальнее, подлетали все ближе и ближе, и наконец некоторые из них дошли до того, что принялись вырывать куски мяса прямо из рук обедавших! Охотники начали уже опасаться, что про их пир можно будет сказать, как в поговорке: «По усам текло, да в рот не попало». Маленькие бесстрашные разбойники не оставили в покое даже собак: они чуть ли не изо рта у них вырывали косточки, которые те глодали.
Разумеется, этому любопытному зрелищу был бы вскоре положен конец, если бы только дать волю Клаасу и Яну. Едва лишь показались летуны, оба мальчика вскочили на ноги и бросились за своими ружьями, но старшие и в особенности Ганс, которому хотелось понаблюдать за коршунами, удержали их.
Спустя некоторое время мальчикам все же разрешили «открыть огонь». Однако гремевшие один за другим выстрелы не особенно напугали летунов, хотя многие из них упали замертво; даже те, которые, судя по оперению, были ранены, вновь и вновь возвращались к лагерю и кружили над ним, высматривая с жадностью, как бы поживиться объедками, оставшимися на ящиках.
Тут случилось небольшое, но весьма забавное происшествие.
Гансу в этот день удалось подстрелить голубя с великолепным темно-зеленым оперением, типичным для этой птицы в глубинных областях Южной Африки. Такие голуби попадаются не очень часто, и Гансу захотелось набить его чучело. Вскоре после обеда он занялся этим по всем правилам: снял шкурку, бросил мясо собакам и принялся выскабливать череп голубя.
Вволю потешив себя стрельбой, Клаас и Ян отложили ружья, после чего, разумеется, коршунов налетело еще больше, и повели они себя со всей присущей им наглостью.
Один из них, увидав голубя в руках Ганса и, вероятно, думая, что это настоящий голубь, метнулся к нему стрелой, всадил когти в самую гущу перьев и победоносно взмыл со шкуркой в лапах. Ганс, не отрывавший глаз от работы, и не заметил, как подобрался к нему крылатый разбойник. В первую минуту он решил, что кто-нибудь из мальчуганов шутки ради утащил у него голубя. Он посмотрел по сторонам, затем кверху и только тогда обнаружил подлинного виновника. Все немедленно схватились за ружья, — но прощай шкурка! Коршун с добычей в лапках взмыл на большую высоту и теперь уже летел над противоположным берегом.
Но на шкурке уже не оставалось ни клочка мяса, и коршун, конечно, вскоре с досадой обнаружил свой промах.
Глава 39. ВОДЯНАЯ АНТИЛОПА
Берега реки, у которой расположились охотники, возвышались над водой футов на пять-шесть. На обоих берегах, друг против друга, виднелись пологие спуски к воде, протоптанные, очевидно, носорогами и другими крупными животными, часто приходившими сюда на водопой и здесь же переправлявшимися вброд через реку. И в самом деле, тут можно было различить следы любых копыт, шедшие то вниз, к воде, то вверх, к лугам.
Наверно, и сегодня многие придут сюда. И Гендрик с Толстым Виллемом решили залечь в засаде и знатно поохотиться при луне; ожидалась лунная ночь, да еще какая! Луна в эту пору была почти полная, а небо весь день совершенно безоблачное.
Но им посчастливилось потешиться охотой еще до восхода луны и даже до захода солнца.
Занимаясь каждый своим делом, юноши вдруг заметили, что на том берегу заколыхались камышовые заросли, из них вышел крупный зверь, смело ступил на открытый луг, поросший невысокой травой, и показал себя охотникам весь как есть, от копыт до кончиков рогов. Как тут было не узнать антилопу!
Однако никто из наших охотников никогда еще не видел такой антилопы. Она поразила их своим величавым и вместе с тем изящным видом.
Ростом антилопа была около пяти футов, а в длину целых девять. Шкура темно-каштановая, с сероватым отливом. У рогов мех был немного темнее, а на самой макушке тронут краснинкой; оконечность морды и губы белые; на горле — белая манишка, вокруг глаз — белые обводы; причудливая белая лента шла от крестца вниз, как бы обрамляя хвост; мех на туловище был жесткий и напоминал расщепленный китовый ус; на затылке шерсть удлинялась, поднимаясь стоячей гривой; рога бледно-оливкового цвета, длиною около трех футов, были почти прямые, с легким лировидным изгибом; валики на них доходили чуть ли не до самого верха и только кончики — дюймов на шесть — были гладкие; хвост, длиной около восемнадцати дюймов, был украшен кисточкой.