Жемчужина что-то все не сверкает, думал Дука, столько слов, а ни одно ему не годится, и тем не менее их все надо выслушать.
– ...И ей сказали, да, конечно, большое спасибо, нам очень нужна помощь, – продолжала свой рассказ инспектор по делам несовершеннолетних Альберта Романи. – Велели заполнить три или четыре анкеты – немцы же такие дотошные, – взяли кучу всяких анализов, и все результаты были положительны: ja, ja, ja.
А потом подвергли ее психосексуальному тесту, но тут уже ответы были: nein, nein, nein.
– Почему? – спросил Дука. (Может, его терпение наконец будет вознаграждено?)
Альберта Романи провела рукой по лицу и не сразу отняла ее.
– Потому что моя сестра – лесбиянка. – Она взглянула на него без улыбки: кровь внезапно прилила к ее желтушному лицу, и женщина тут же опустила глаза. – Естественно, они не могли доверить воспитание таких трудных подростков человеку с сексуальными отклонениями. – Она снова подняла на них глаза. – Знаю, вы мне не поверите, но я до того момента не знала об этой особенности моей сестры.
Первой мыслью Дуки было: должно быть, она пьет. Второй: какое мне дело до ее сестры? И все же он продолжал слушать.
– Это было три года назад, – сказала Альберта Романи. – Три года назад я наконец поняла, почему моя сестра не выходит замуж. Я тоже не вышла замуж, но причина тому написана у меня на лице, а она хорошенькая, очень хорошенькая, и я никак не могла понять, почему она избегает мужчин, и только там, в Германии, поняла. Мне это объяснили по-немецки, очень вежливо, но ясно: врожденная моносексуальность, сказали они, это никакой не криминал, но для воспитания трудных подростков такие люди не годятся.
Дука понимающе кивнул.
– С той поры я нахожусь в постоянной тревоге за мою сестру. Мы живем порознь, но раз в неделю – две встречаемся, или я к ней хожу, или она мне звонит, и мы встречаемся в траттории, как две старые холостячки. А несколько месяцев назад она сама явилась ко мне, как-то под вечер, и я сразу догадалась: что-то с ней стряслось. С большим трудом я ее разговорила. Это очень грустная история, доктор, простите, если я не сумею рассказать ее толково, как требуется в полиции.
Видно, правда все-таки выйдет наружу, решил Дука.
– Не важно, вы не смущайтесь, как получится, так и рассказывайте.
– Так вот, в клинику к моей сестре – это в том же районе, что и вечерняя школа, – объяснила Альберта Романи, выпрямившись на стуле и не сводя с него глаз, точно пытаясь справиться со своим смущением, – пришла двадцатилетняя девушка и сказала, что забеременела. «Если не поможете мне от него избавиться, я покончу с собой», – сказала она сестре. Эрнеста, разумеется, ее выгнала. Но девушка не оставляла ее в покое, приходила каждый день, плакала, показывала ей тюбики со снотворным. Она была в таком отчаянии, что сестра ей поверила: она действительно может покончить с собой. И то ли из-за этого, то ли из-за влечения... да-да, болезненного влечения к этой девушке, оьа ей помогла. В общем они подружились. – Она наконец не выдержала и опустила глаза. – Вместе с этой дружбой родилась и драма моей сестры.
– Какая драма?
– У этой девушки есть брат, он начал шантажировать сестру. Ему нужны были деньги, и он грозился заявить на нее, мол, она сделала подпольный аборт, если она не даст ему денег. У сестры были сбережения, мало-помалу она все их отдала, а ему все было мало. К тому же он страдал язвой желудка и от этого пристрастился к опиуму... Словом, сестре пришлось добывать для него сильно концентрированные растворы лауданума, без которых он жить не мог. Вот почему, когда вы сказали, что вам известно про женщину-врача, которая снабжает наркотиками одного из этих ребят, я пыталась солгать. Сорокалетняя женщина-врач, поставлявшая парню наркотики, – моя сестра. Потом я поняла, что рано или поздно вы все равно докапаетесь до истины, и решила: уж лучше я сама вам все расскажу.
Вот она, сверкающая жемчужина истины!
– Значит, парень, которого ваша сестра снабжала наркотиками, один из тех ребят, посещавших вечернюю школу?
– Да.
– Как его имя?
Было очевидно, что ей нелегко назвать его имя: какой бы преступник он ни был, он был одним из ее мальчиков.
– Паолино, – выдавила она. – Паолино Бовато. Да, наверное, он самый отпетый, подумать только – шантажировать мою сестру! Но сейчас там, в тюрьме, он, наверное, очень мучается без опиума, вы врач, вы знаете, что такое токсикоз, они там должны понимать, что сразу организм не очистится, пока ему необходимо продолжать пить эти капли.
Она беспокоилась о том, чтобы человек, шантажировавший ее сестру, продолжал получать свои наркотики.
– А как зовут его сестру? – спросил Дука. – Где я могу ее найти?
– Беатриче, – ответила она, потом выговорила после долгой паузы: – Она живет у моей сестры. – И продиктовала адрес: – Бульвар Брианца, два, Беатриче Бовато. Она работает медсестрой у Эрнесты, принимает пациентов и содержит в порядке ее квартиру... – Альберта Романи резко поднялась. – Но кого бы вы там ни искали, моя сестра ни в чем не виновата: она сама жертва.
Бульвар Брианца, 2. Уже на улице, когда Ливия садилась за руль, Дука сказал:
– Поехали на бульвар Брианца. – Но через некоторое время передумал и положил ей руку на плечо. – Нет, уже поздно. Поедем куда-нибудь пообедаем.
Почувствовав себя в непосредственной близости от истины он предпочел остановиться во избежание ошибки. Теперь ошибиться было проще простого.
Часть четвертая
Она была проститутка со стажем и могла разглядеть полицейского с тридцатиметровой высоты, а он был щуплый четырнадцатилетний сопляк, слишком безмозглый, чтоб жить на этом свете.
1
Ливия привезла его в пиццерию в центре, она очень любила пиццу, а в этой пиццерии ее замечательно готовили, тут всегда было полно народу, и утром, и вечером, и в воскресенье, и в будни; в очаге весело полыхал огонь, а она, Ливия Гусаро, жевала очень медленно, словно бы с неохотой, не потому что была не голодна, а потому что, если у тебя истерзано все лицо, шрамы становятся заметнее, когда жуешь.
Кроме пиццы, они заказали баранину под соусом. У обоих разыгрался аппетит, и они добросовестно вылизали с тарелок темный ароматный соус да вдобавок уговорили бутыль белого вина, но в конце концов отметили, что все же не сумели отдать должное еде и питью, так как мысли их были не здесь.
– Что ты думаешь о сестре этой инспекторши? – спросила Ливия, пока они ждали счет.
– Не знаю, – ответил Дука. – Я ищу зачинщицу и найду ее. Надеюсь, по крайней мере. – Он улыбнулся ей.
– Я не верю, что это она, – сказала Ливия.
– Да ты ее в глаза не видела, откуда же такая уверенность?
– Я чувствую, что она не могла организовать подобное убийство.
– В суд надо представить виновника и доказательства его вины, а не наши ощущения.
– Тогда поехали к ней и убедимся, – с жаром сказала Ливия.
– Не сейчас, – охладил Дука ее пыл. – На сегодня хватит. Поедем домой, проведаем Лоренцу. – У него сердце разрывалось от мысли, что Лоренца все время сидит дома одна. – Накупим всяких овощей, я их сам почищу, и вы мне сварите суп. Чертовски люблю овощной суп, и Лоренца любит. А про дело до завтрашнего утра больше ни слова. Иначе во... – Он поднес ей к носу кулак.
Остаток дня они провели почти так, как ему хотелось. Накупили целый мешок овощей, приехали на площадь Леонардо да Винчи, выгрузили провизию, принесли в дом; Лоренца очень им обрадовалась.