— Вы не понимаете, как это мне необходимо. Я докажу, что мой принцип левитации не высосан из пальца. Я заключил пари сроком на один год. А еще я получил заказ на написание книги, надеясь на ваше участие, но теперь, насколько я понял, на вас нечего рассчитывать.
Я утвердительно кивнул.
— Либо я сделаю обещанное, либо я банкрот, — продолжал он. — Со мной больше не захотят иметь дело. Надо мной и так все потешаются.
И потом, вы знаете, как я щепетилен в вопросах чести…
Я иронически улыбнулся.
— Успеть — это мой последний шанс, — настаивал Буров.
— Дернуло же вас за язык заключать какие-то пари. Я вам говорил, что ваше самомнение не доведет вас до добра.
Он посмотрел на меня с каким-то странным задором.
— Ну хорошо, только пеняйте на себя. Вы знаете, что изобретения моего дяди довольно коварны, — сдался я.
— Чему быть, того не миновать. Ввяжемся в дело, а там посмотрим, — сказал Буров и заложил ладонь за полу пиджака. — Мне кажется, что это мой Тулон.
Я безнадежно покачал головой, и мы пошли в дядину лабораторию, где я дал Бурову вожделенный пакет с дискетами. До сих пор каюсь, что это сделал. Мной владела какая-то мстительная мысль: на этих дискетах было трудно что-то понять, но если Бурову это удастся и он наплодит себе компьютерных двойников, то он оставит нас всех в покое. С ними-то, с двойниками, он найдет общий язык… Мне казалось, что я делаю доброе дело для всей нашей фирмы, уставшей от моего несносного друга.
После этого случая он долго не показывался на работе. Наверное, работал дома, разбирался с дядиным проектом.
Работа на дому стала обычной практикой в XXI веке, а личный приход на работу стал просто данью тоске по живому человеческому общению. Связи через компьютер было достаточно для всех служебных надобностей. Каждый работал в своем ритме, и существовал некий неписаный кодекс чести, который не позволял пренебрегать своими обязанностями.
Отсутствие Бурова никого не встревожило. Никто и не думал связываться с ним, опасаясь его назойливости. Многие почувствовали облегчение, когда он исчез. Я тоже сначала посмеивался над ним про себя, но потом его долгое отсутствие стало мне подозрительно. Если бы он добился успеха, он непременно прибежал бы похвастаться.
Я знал, что он был способный компьютерщик, один из лучших на нашей фирме, и в рецепте создания виртуальных двойников, если в этом дядином проекте был какой-то толк, он мог разобраться как никто другой. Было бы, как говорится, желание.
Но вот однажды на мой компьютер пришло сообщение: «Приходите ко мне домой немедленно! Вопрос жизни и смерти! Ваш Б.»
Зная его склонность к цветистым оборотам, я не принял эти слова слишком буквально, но все же, заинтригованный, отправился к Бурову.
Дверь в его квартиру оказалась не запертой, причем замок был взломан.
«Опоздал!» — подумал я, ругая себя за медлительность.
Решил действовать осторожно, готовясь к любым неожиданностям.
Ступая бесшумно, я медленно приоткрыл дверь и проскользнул в коридор. Света нигде не было, только из приоткрытой двери в рабочий кабинет Б>рова распространялось цветное сияние: там, должно быть, светился экран монитора. В его неверном свете я увидел, что в коридоре все перевернуто вверх дном…
Нервы мои были напряжены до предела, и я уже готовился к самому худшему, как вдруг неожиданно громко раздался плаксивый голос моего знакомца:
— Где вы так долго были?!
— Что за спектакль вы устроили? — воскликнул я и бросился в кабинет, готовясь высказать ему все, что я о нем думаю. Ворвавшись в его обиталище, я остановился в изумлении: там никого не было, зато с включенного монитора на меня обескураженно глядела круглая физиономия Бурова.
Я осмотрел кабинет, заглянул в шкафы, под письменный стол и даже приподнял массивное кресло — моего друга собственной персоной не было нигде.
— Довольно шуток! — воскликнул я. — Что за ребячество? Вылезайте, или я ухожу.
Я сделал вид, что направляюсь к двери, но тут снова раздался знакомый голос.
— Постойте, я вам все объясню! — умолял он.
Я убедился, что за мной следит телекамера под потолком комнаты, так что Бурову, где бы он ни был, становятся известны мои движения.
Его лицо на экране выглядело жалким и растерянным.