Боевую машину поглотил огромный шар, переливающийся всеми цветами радуги.
Мэр вспотел от волнения. На какой-то миг его даже обрадовала мысль, что, если все кондотьеры погибнут, ему не придется платить им тройную цену. Но он вспомнил о несметных залежах алмазов Молинеллы, и его сомнения развеялись.
Штурмовик, как призрак смерти, парил над кондотьерами, неся им гибель. Мэр в отчаянии отыскал в бинокль Урслингена и увидел, как из ствола громоздкой установки на плече капитана вырвалась изумрудно-зеленая молния. Боевой гравилет задымился и, падая, исчез за дальними домами. Над поселком вырос багрово-фиолетовый гриб взрыва.
В битве явно наступил перелом. Наемники Урслингена уже вцепились в окраины Молинеллы мертвой хваткой.
«Черные драконы» лишь изредка отвечали вспышками ручных бластеров. Но вот последние кондотьеры исчезли из поля зрения бинокля мэра, и тому ничего не оставалось, как с тоской поглядывать на плоскую черную коробку глюонного передатчика в ожидании картины боя в центре города.
На панели загорелся зеленый огонек, и в воздухе над передатчиком появилась объемная панорама площади перед городской ратушей Молинеллы. За углами домов прятались кондотьеры Урслингена, непрерывно палившие по осажденному зданию. Защитники отвечали редкими выстрелами из пистолетов-игольников.
В бледно-песочном небе, перечеркнутом ярко-красными перьями облаков, взлетела голубая звездочка сигнальной ракеты, и из ратуши появилась фигурка в зеркально-черном защитном костюме.
— Это командор «черных драконов» Альберико Бабьяно, — прокомментировал голос Урслингена. — Пойду узнаю, чего он хочет.
Изображение стало крупнее, и Павийон увидел, как Урслинген положил свой тяжелый бластер на землю и медленно вышел на середину площади.
Командиры вражеских отрядов остановились в пяти шагах друг от друга. Ни слова не говоря, Альберико снял с правой руки перчатку и бросил ее под ноги Урслингена.
— А это что значит? — поинтересовался у Петеркина мэр.
— Бабьяно вызвал Урслингена на личный поединок, — пояснил тот. — Отказаться от поединка — нарушить неписаный закон кодекса воинской чести.
Изображение снова мигнуло, и мэр увидел, как две сверкающие фигуры — белая и черная — застыли напротив друг друга в центре площади с короткими трубками в руках.
Пронзительно взвыл боевой рог, и противники бросились друг на друга. Из трубок вырвались короткие клинки ослепительных лучей — ярко-голубого цвета у Урслингена и кроваво-красного у Альберико. Противники закружились в смертельном танце, с изумительной ловкостью нанося и парируя молниеносные выпады.
Бабьяно нанес неуловимый удар по правой руке Урслингена. Меч командора вылетел из руки и, звеня, покатился по площади, оставляя расплавленные дыры там, где тысячеградусный луч касался пластикового покрытия. Альберико несколько раз попытался достать обезоруженного противника, но Урслингену удалось увернуться от багрового клинка. Отражая очередной выпад, Урслинген упал на одно колено. Бабьяно, торжествуя, занес меч для последнего рокового удара. Мэр в ужасе замер. Но тут капитан кондотьеров нанес сокрушительный удар в грудь своего врага. Альберико отлетел ярдов на семь, замертво рухнул на землю и остался лежать, как черная блестящая кукла.
— Удар, усиленный экзоскелетом боевого скафандра, может достигать силы в полторы тонны, — не дожидаясь очередного вопроса мэра, пояснил Петеркин.
Павийон с облегчением вздохнул и, достав из кармана жилетки большой белый платок в мелкий красный горошек, вытер им вспотевший лоб.
Из здания ратуши вышли уцелевшие «черные драконы». Побросав оружие, они мрачно построились.
— Сегодня вам не повезло, парни, — проворчал Урслинген. — Забирайте своих покойников и уматывайте с этой планеты куда хотите. Можете взять гравиплатформу.
Все было кончено. Павийон чуть не обнял Петеркина.
Победа! Алмазы! Богатство!
* * *
Урслинген отдыхал в раскладном антигравитационном кресле, наслаждаясь прохладой, когда в его командирскую палатку ворвался Павийон.