— Знаешь, почему лев — царь зверей? — вдруг спросил Семовит Иванович.
— Он самый сильный? — попытался угадать я.
— Нет, он самый страшный! — невидимый Кондрат подал голос с печки.
— Вот это как раз то, что тебе надо! — сказал Семовит Иванович. — Ну-ка представь, что тебя пучит. Дада, делай что говорю! Вот так. Теперь коварно улыбнись. Скажи — «ГЫ!».
— ГЫ!
— Что скажешь, брат Кондрат? — Семовит Иванович оглянулся на печь. Оттуда донеслось:
— Страшен, зверюга. У меня поджилки трясутся.
— Вот! — дедок довольно поднял палец к потолку и пыхнул трубкой.
— И что теперь? — полюбопытствовал я.
— Практика. Занятия на свежем воздухе. Следуй за мной.
Не знаю, каким образом за знакомой дверью вдруг оказался совсем другой лес. У крыльца валялись сухие коряги, а чуть поодаль бурлила река. Раньше здесь ее не было вообще. А откуда появились высокие старые дубы? Когда успела отрасти листва, если еще с утра сентябрь был на дворе?
Я прошел несколько шагов и по сигналу Симовита Ивановича остановился. Старик вздохнул и посмотрел на меня.
— Сейчас ты проделаешь то же самое, что и минуту назад! Понял?
Я усмехнулся и расправил плечи.
Тут дедуля свистнул, да так что в ушах заложило. Я и глазом моргнуть не успел, как старик со всей прыти бросился назад к избе, на пути бросив коротко:
— Удачи!
Избушка позади меня растворилась в воздухе. Дрогнула земля. Потом еще раз. Я медленно повернул голову в сторону леса и увидел огромного трехголового змея, валящего деревья. Он шел прямо на меня, шумно пуская темные струйки дыма из ноздрей.
«Змей Горыныч! — подумал я. — Настоящий Змей!»
— Что будешь делать, богатырь? — прогоготало чудовище.
— Сваливать! — крикнул я и побежал.
Змей довольно прогоготал и выпустил мне вдогонку столб пламени.
* * *
Хоть раз, да бывает так, что вы попадаете в очень неловкое положение. Главное, в таком случае не паниковать и просто действовать по обстоятельствам. Промолчите, извинитесь, соврите на худой конец.
Я молчал и не мог отвести взгляда от возмущенного лица Андрея Васильевича, который, стоя рядом со мной, укоризненно качал головой.
— Я не потерплю, чтобы на моих занятиях спали, Федотов! Мы сейчас разговаривали про жизнь. Может, изложите свою точку зрения? Охарактеризуйте жизнь одним-единственным словом.
Я оглядел аудиторию. На меня смотрели сто пар глаз, и каждый студент улыбался, предвкушая моральную расправу над провинившимся неудачником. Никакой солидарности, понимания и поддержки. Вот в какое время мы живем.
— Все ждут, Федотов! — повторил Андрей Васильевич.
— Ээээ…
— Все понятно. Кто поможет? Шараев? Тот же самый вопрос.
— Жизнь — дерьмо!
Андрей Васильевич улыбнулся.
— Интересная позиция, Шараев. Учту ее, когда буду принимать зачет.
И тут он снова переключился на меня:
— А у тебя, Федотов, я зачет принимать не буду, если ты еще хоть раз заснешь на моих занятиях и не будешь уважительно относиться к предмету и преподавателю.
Вот так я все-таки выделился из числа сокурсников.
Надо мной многие смеялись, Алиса была в их числе. Да, мне хотелось, чтобы все было иначе. Завоевать мир, пройтись по красной дорожке Каннского фестиваля, в худшем случае победить в честном спарринге Славку Дементьева.
Мечтать не вредно, как известно. Но уж поверьте мне, что очень вредно не мечтать.
ПАТЕНТНОЕ БЮРО
В этом выпуске мы расскажем о проекте снегоуборочного агрегата девятиклассника Евгения Ходнева из Тулы, о новом способе тушения пожаров, предложенном учеником 4-го класса московской школы № 548 Кириллом Мазуром, и о «Горячей кружке туриста» Бориса Ермолова из Краснодара.
СНЕГОУБОРОЧНЫЙ АГРЕГАТ…
предложил Евгений Ходнев из кружка Технического конструирования Станции юных техников г. Тулы.
Представьте себе тележку, в передней части которой расположены газовые горелки. При движении агрегата они плавят на пути снег и лед, а воду агрегат удаляет так, что остается чистая и совершенно сухая поверхность. Для этого Евгений предлагает весьма остроумный способ.
В старину, когда люди еще писали, окуная стальное перо в чернила, текст получался мокрым, его, чтобы не размазать, приходилось промокать. Для этого по нему прокатывали пресс-папье, состоявшее из тяжелого, часто мраморного, полуцилиндра, обернутого рыхлой «промокательной» бумагой, которая прекрасно впитывала влагу.