– Петя! – Дария Владимировна, его непосредственная начальница, говорила, не оборачиваясь. Она наклонилась над капсулой с неподвижным, покрытым регенерационной пленкой, телом внутри. – Два принеси.
– Сейчас все будет.
Младший медицинский сотрудник Петр Фролов гордился тем, что попал под руководство Дарии Владимировны. В «Заслоне» её иначе, чем гением, не называли. Её умные швы давно вошли в историю медицины, а капсула регенерации, за основу Дария Владимировна взяла стазисные капсулы космических кораблей, перестраивала работу клеток в организме так, что они справлялись с саркомой мягких тканей, нодулярным склерозом, эссенциальной тромбоцитемией и прочим, прочим. А недавно Дария Владимировна взялась за полную регенерацию тела. И Петя вызвался ей помогать.
Дария Владимировна просто вцепилась в этого Виктора Мещерского, еще одного гения, погибшего во время полета к Каллисто, спутнику Юпитера. Он умер в стазисной капсуле во время столкновения корабля с космическим мусором в поясе астероидов. Это был мусор Цереры, одной из террасформированных земель. В столкновении уцелело предостаточно тел, но Дария Владимировна потребовала для эксперимента именно Виктора Мещерского. И обозначила срок в четыре месяца.
Петя дневал и ночевал в медицинском комплексе вместе с начальницей. И именно он отыскал в хосписе для бывших работников Зоны Отдыха Екатерину Устинову. Клетки Мещерского восстанавливались как надо, но Дарию Владимировну беспокоило сознание пациента. Ей требовалось восстановить синаптогенез. Использовать для этого носителя воспоминаний пришло в голову младшему медицинскому сотруднику Петру Фролову – правой руке Дарии Владимировне и точно новому гению «Заслона».
Петя заказал кофемашине в зале столовой два капучино с корицей. Дария Владимировна всегда просила два.
– Он мне приносил. – сказала она тихо в день, когда Мещерского привезли в медблок «Заслона». – Хотя я не просила. Молодой был, как ты Петя. И такой же шустрый. И я была… Ну ничего, Витя, скоро снова будем.
Почему Дария Владимировна не пользовалась встроенной в собственные капсулы функцией омоложения, Петя не понимал. Все давно было запатентовано.
Почему не подготовила вторую капсулу для Екатерины Устиновой – тоже. Могла ведь восстановить синоптическую связь и в её мозге.
Отчего к ней пускала других исследователей и даже прессу, а к своему объекту полной регенерации – «никого ни при каких условиях»!
Отчего упорно не замечала показаний повышенной мозговой активности на голограмме, что плавала над телом Мещерского, особенно в миндалевидном теле, отвечающем за тревогу и страх.
Гении редко объясняли причинно-следственную связь своего поведения, они творили. Новые земли, будущее, жизнь. Петя надеялся, что и он сможет так. Верил всей душой.
Он приносил Дарие Владимировне две чашки кофе и уходил обратно в палату к Екатерине Устиновой. Включал транслятор сна.
– Ну, поглядим, что тебе снится…
И бывшая работница Зоны отдыха, и его, Петина, начальница, обе бредили Мещерским.
***
Цветочный рай стирался все быстрее. А мы с Кэт любили друг друга и не замечали гаснущих над нами звезд. Порой мне казалось, что Каллисто – моя клетка, а Кэт – месть Юпитера, за то, что я попрал его возлюбленную.
– Она была права, – шептала Кэт, – знаешь, она пришла ко мне однажды.
– Кто? – не первый раз спрашивал я и задерживал дыхание.
– Ты бросил меня, но я смогла найти тебя.
Порой мне слышался плач. Я подбирал имя плачущей. Арина? Альбина? Алина? Она плакала и говорила, что нашла меня утром. Что это она виновата. Что Юпитер – цвета корицы или пива. Что она не знает, как обо всем рассказать свекрови.
Волосы Кэт обволакивали меня темнеющим облаком, напоминали какую-то пряность, я всё не мог припомнить какую. Где-то в последнем рациональном участке разума скакали печатные буквы на старой бумаге: «Мы покорим их или они нас?»
Я отвечал – они. Кэт заглушала ответы поцелуями. Юпитер пел свою жуткую колыбельную. И в его завывании я почти различал знакомые голоса: мне пела та, чье имя я не мог вспомнить, и другая, которую я называл своей в мыслях, но никогда вслух, пела мама и внутриутробная жидкость. И за ними – аварийная система корабля, и голос капитана, пробивающийся сквозь стазисный сон.
– Ты слышишь это, Кэт? – спрашивал я.
– Они все врут, Витя, – отвечала она, – Их нет. Есть только наша Каллисто.