Мэри. Зачем мне доказывать, если он сам каждый день доказывает мне это?
Веннер. Мне он ни разу не давал подобных доказательств.
Мэри. Любимый, при всем своем уме, вы похожи на упрямого школьника. Разве вы не понимаете, что должны выполнить некоторые условия. Если хочешь приобрести друга, нужно идти на уступки.
Веннер (с неожиданной горечью). У меня нет друзей, только враги.
Мэри. Поль, я не хочу читать вам проповеди, но если вы раскроете глаза, то убедитесь, что материальные блага не имеют ценности. Даже вы и я…
Веннер (прерывая ее). Разумеется, я не могу сравнивать себя с богом!
Мэри (спокойно). Поль, ваши слова приводят меня в ужас.
Веннер. Для меня, Мэри, все это сказки.
Мэри. Вы не можете отрицать исторического факта. Христос жил на этой земле. Его видели, его знали люди, которые не могли лгать, люди, которые были свидетелями всего того, что он делал, какие он творил чудеса… все.
Веннер. Галлюцинации наяву.
Мэри. Хорошо. (Твердо.) Предположим. Предположим, то, что вы говорите, — правда. Чудеса, благодать — все. И все-таки остаются основы христианства.
Веннер. Вы хотите, чтобы я стал христианином, не веря в Христа?
Мэри. Я хочу, чтобы вы верили, что надо служить ближнему, жертвовать собой ради него!
Веннер. А! Я знаю эту старую гуманистическую идею.
Мэри. Чем же она плоха?
Веннер. Нет, это совсем не для меня. Я работаю потому, что интересуюсь наукой, чистой наукой! Мне наплевать на человечество. И ваша основная идея жертвенности и умирания во имя любви к кому-то оставляет меня равнодушным.
Мэри. Очень печально, что вы так на это смотрите. Как мне убедить вас! Я вас так люблю, сердце у меня разрывается, когда я чувствую, что мы — чужие.
Веннер. Если вы в таких приятельских отношениях с провидением, попросите его помочь.
Возвращается Друэтт; он несет два белых халата, резиновый фартук и толстые красные резиновые перчатки.
Друэтт. Вы готовы?
Веннер. Формалин достали?
Друэтт. И формалин и чистый спирт.
Веннер. Пойдемте!
Мэри. Что вы собираетесь делать?
Веннер. Совершить единственное реальное чудо! Вырвать правду у смерти.
Друэтт и Веннер уходят налево.
Мэри остается одна, нервы ее взвинчены; во внезапном порыве она складывает руки и поднимает вверх голову, как бы в молитве.
Входит Глэдис.
Глэдис. О… Я вам не помешала?
Мэри. Нет, пожалуйста.
Глэдис. Я шла мимо — думала, может, смогу вам помочь.
Мэри. Чем вы можете помочь мне?
Глэдис. О, я не знаю! Вы, разумеется, будете возмущены моим вмешательством, оно и в самом деле непростительно. Но все же…
Мэри. Объясните, пожалуйста, что вы хотите сказать?
Глэдис. Хорошо. Это касается вас и доктора Венера. (В большом затруднении.) Вы так молоды, так неопытны… Разве замужество не слишком дорогая плата за первое увлечение?
Мэри. Это не увлечение.
Глэдис. Так и я рассуждала, когда была в вашем возрасте. Но потом начинаешь понимать. И вот — вы оба становитесь несчастны!
Мэри. Нет-нет, этого не будет! Впрочем, я согласна скорее быть несчастной с ним, чем…
Глэдис. Я знала, что вы так скажете. Это только подтверждает, что вы совсем потеряли голову. Что вам известно о докторе Веннере?
Мэри. Достаточно, чтобы полюбить его.
Глэдис. Вам не следует так поздно гулять с ним это нехорошо.
Мэри. Мне нечего стыдиться! Я не понимаю, что вы имеете в виду, но не желаю слушать…
Глэдис. Милое дитя, мне вас очень жаль. (С живостью.) Я не скажу о Веннере ничего плохого. Он блестящий, он очаровательный человек. Но он не тот, кто вам нужен. Он только будет глумиться над всем, во что вы верите.
Мэри. Нет-нет, он этого не делает.
Глэдис. Но будет потом. Слушайте! Вы нашли свое призвание, правда? Разве вы не просыпаетесь среди ночи от мысли — не изменили ли вы делу, которому решили посвятить жизнь?
Мэри. Любовь не грех.
Глэдис. А когда вы лежите без сна в темноте, не говорит ли вам ваша совесть, что это дурно, не подсказывает ли она вам, что вы должны отказаться от него, должны принести эту великую жертву ради господа бога?