Чайверс (подходит к камину). Ладно. Без обид! Я ничего не могу поделать — нервничаю. Какой смысл разбиваться в лепешку, когда его никак не поймать.
Дженни. Он будет здесь с минуты на минуту.
Чайверс. То же самое вы говорили мне четверть часа назад. (Садится у камина.)
Слева входит Друэтт. На нем черный галстук.
Доброе утро, доктор!
Друэтт. Здравствуйте. Дженни, почта была?
Дженни. Нет, сэр. (Смотрит в окно.) А вот и почтальон… как раз появился на дороге.
Друэтт. Будьте доброй девушкой. Сходите-ка и посмотрите, что у него есть.
Дженни. Слушаю, сэр. (Уходит.)
Друэтт идет к вешалке, снимает пиджак и надевает медицинский халат.
Чайверс (встает). С тех пор как я в последний раз имел удовольствие видеть вас, здесь произошла ужасная трагедия. Она была убита мгновенно, как я понял.
Друэтт (перекладывая содержимое из пиджака в карманы халата). Да.
Чайверс. Бог мой, она была так красива! Странным мне кажется, почему она очутилась в лаборатории.
Друэтт. Доктор Мэррей бросилась спасать загоревшуюся рукопись и опрокинула эфир, он воспламенился, за ним тринитротолуол. Произошел взрыв.
Чайверс. Я читал в газетах отчеты о следствии.
Друэтт. Не сомневаюсь. Вы не пропустите такую сенсацию.
Чайверс. Но как загорелась рукопись? Вот что я хотел бы знать.
Друэтт (подходит к столу, берет сигарету). Вы разве не верите газетам?
Чайверс. Писали, будто Веннер сделал неправильное соединение при работе с одним электрическим прибором.
Друэтт. Таковы были его свидетельские показания.
Чайверс. Знаю. Но это не похоже на Веннера. Он не настолько — беспечен, во всяком случае не в отношении своей работы…
Друэтт. Humanum est errare, — как говорится: человеку свойственно ошибаться.
Чайверс. Вот это совершенно верно. Какой чудесный язык! Греки! На всякий жизненный случай у них всегда найдете подходящее изречение.
Друэтт. Греки в подобных случаях даже переходили на латынь. (Идет мимо стола к нише и выглядывает из окна, не видно ли Дженни.)
Чайверс. Подозрительно… Ну вот, если Веннер, как он утверждает, виноват, ему придется ответить. Говорят, у него нервное потрясение, ожоги… Он, кажется, лишился двух пальцев…
Друэтт. Вы все знаете.
Чайверс. Я ко всему внимательно прислушиваюсь. Этого требует моя профессия. Вот что заставляет меня думать, что это дело верное… Если только Веннер не изменился, он не такой парень, чтобы взять на себя чужую вину.
Друэтт. Мудрые слова, мистер Чайверс.
Чайверс. Нет, только здравый смысл.
Друэтт (увидев, что Дженни проходит под окном). А, Дженни!
Дженни подходит к окну.
Дженни. Только журнал, сэр.
Друэтт. Его-то я и жду. Ну и хорошая вы девушка. Давайте скорей!
Дженни через окно передает Друэтту журнал и уходит.
Друэтт нетерпеливо разрывает бандероль.
Чайверс. Может быть, хоть вы, доктор, додумаетесь, где он сейчас?
Друэтт (через плечо). Иногда он после перевязки гуляет по аллее.
Чайверс. По аллее? Попытаюсь! Я не могу больше выдержать. (Идет к двери, но встречается с входящей Дженни. Останавливает ее. Конфиденциально.) Если кто-нибудь будет спрашивать доктора Веннера, ну, к примеру, представитель фирмы «Мэмли», надеюсь, у вас хватит сообразительности (вынимает из кармана монету) ответить, что не знаете, где Веннер…
Дженни. Я действительно не знаю, сэр.
Чайверс. Ну тогда… (Идет к выходу, пряча монету в карман.)
Дженни (берет с пианино пыльную тряпку). Как рука доктора Веннера, сэр?
Друэтт. Великолепно. Он скоро будет здоров.
Дженни. Как я рада! (Напевая, принимается энергично чистить медные украшения камина.)
В дверях в глубине сцены появляется старшая сестра.
Она останавливается на пороге.
Старшая сестра. Вы еще не кончили уборку?
Дженни. Кончаю, сестра.