– Да что же ты, Алик, все норовишь вперед забежать? – добродушно вопросил он. – Подойдет время, и начнешь учиться, еще небось и от уроков станешь отлынивать. А пока рано.
– И что мне делать? – состроил я самое огорченное лицо, какое смог. – Я ведь уже научился читать!
– Врешь, поди, – усмехнулся родитель. – Что, точно не врешь? А пошли-ка со мной в кабинет, тут недалеко.
Там я еще не бывал, так что, зайдя, с интересом осмотрелся. Впрочем, особо и смотреть-то было не на что – кабинетом явно пользовались очень редко. Похоже, цесаревич, а мой отец сейчас пребывал именно в этом статусе, канцелярскими делами не перегружен.
Тем временем родитель достал с полки тоненькую книжицу, раскрыл ее, ткнул мне под нос и предложил:
– Читай, Алик, раз говоришь, что умеешь.
Я начал, стараясь делать это по складам, с заиканиями и ошибками:
Ф-ф… флаги ве-е-е-ют на Бо… спо… Босфоре,
Пушки пры… пра… здни… чно зву… чат…
Небо я…сно, бля… бле… щет море,
И ликует Царе…град!
Последнюю строчку четверостишия я специально прочел почти без задержек и с гордым видом. Отец был глубоко изумлен.
– Ну, Алик, ты и даешь! Ведь четыре года только два месяца назад стукнуло, а вон уже как шпаришь! В кого бы это ты у меня такой умный?
После чего он немного смущенно хмыкнул – видимо, сам понял некоторую двусмысленность последней фразы.
– В родителей, – подхалимским тоном ответил я.
– Хм… а что ты еще умеешь?
– Сочинять сказки! – приступил я к поэтапной реализации своих планов. – Одну уже почти совсем сочинил, завтра закончу и расскажу Ники. Можно?
– Ого… а нам с маман разрешишь послушать?
– Конечно!
– Тогда завтра после полдника и начнешь.
Вообще-то насчет «сочинил» – это было в значительной мере преувеличение. Как я уже говорил, детская память работала великолепно, и те книги, которые в прошлой жизни не раз перечитывались, я мог воспроизвести почти дословно. То есть страницы просто появлялись перед моим мысленным взором, и только в отдельных местах текст слегка расплывался. Но конкретно в «Волшебнике Изумрудного города» таких мест было совсем немного. К тому же я в общих чертах помнил, что там происходило, и смогу как-нибудь пересказать своими словами – надеюсь, получится не сильно хуже, чем у Волкова. Анахронизмов же в этой сказке нет, и ее можно будет читать один к одному. А вот с той, что планировалась потом – «Приключения Незнайки», – придется немного поработать, дабы привести ее в соответствие с реалиями времени.
В том, что я решил интенсифицировать приобретение авторитета в глазах старшего, хоть и всего на год, брата, была заслуга и наших с ним родителей. Дело в том, что они наконец-то начали говорить между собой по-русски – по крайней мере, в моем присутствии. А то ведь первое время шел сплошной французский, на котором я знал от силы два десятка слов, и все. Но, видимо, бывшая принцесса Дагмара, а ныне великая княгиня Мария Федоровна, наконец-то настолько выучила язык своей новой родины, что, к большой радости отца, начала использовать его постоянно. И как-то раз мне удалось подслушать разговор о том, что пора бы к детям прикрепить постоянного воспитателя, причем кандидатура у матери уже имелась. Это был какой-то Чарльз Хис.
Мне это сразу не понравилось. Во-первых, имя совершенно не вызывало подозрений в том, что его носитель русский. Во-вторых, оказалось, что в прошлой жизни я о нем читал, хоть и очень немного. А сейчас вспомнил. Типа это был простой человек, далекий от придворных интриг и увлекающийся рисованием. Он относился к детям Александра с искренней теплотой, и они в ответ его не менее искренне уважали. Вот, собственно, и все, но мне было достаточно. Потому как я вспомнил еще и то, что многие подозревали – мол, Николай Второй думает по-английски и только потом переводит мысли на русский. Действительно, язык Туманного Альбиона он знал уж всяко не хуже родного, тому есть много подтверждений. И чего в этом хорошего, спрашивается? Нет, дорогой братец, коли решено, что будущего императора должен воспитывать я, то так тому и быть. И, значит, к моменту появления в Аничковом дворце упомянутого Хиса младший брат, то есть Алик, уже должен стать в глазах Ники почти непререкаемым авторитетом. А то набегут тут всякие, навоспитывают, и кто за них расхлебывать последствия будет? Сам-то Хис небось помрет еще до революции пятого года.
Ближе к вечеру вся семья цесаревича – он сам, его жена Мария Федоровна, старший сын Николай, средний – Александр, то есть я, и даже маленький Жоржи, которому еще не исполнилось трех лет, собралась в комнате, где обычно мы с Ники играли, расселись вдоль стены и уставились на меня. Я подошел к небольшому столику, где стоял графин воды, налил в стакан, выпил, сдержанно кашлянул и начал: