Перед самым отлетом Карины в Берлин генерал Чернов – через Седова – попросил ее передать сверток своим немецким друзьям.
«Что будет в свертке?» – спросил Седов. Коллеги прекрасно понимали друг друга.
«Два шелковых платка, вот, пожалуйста, можешь взглянуть».
«Разве в Германии уже нет шелка?»
«Да ты взгляни, – засмеялся Чернов. – Это не просто платки, это историческая реликвия. Видишь фамилию в уголке? Chernoff. В некотором смысле это история моего рода».
«В каком же это некотором смысле?»
«Мой дед прошел через гитлеровские лагеря. И остался в Западной Германии. А в Берлине у меня племянница».
Всего лишь шелковые платки. Не те времена, чтобы отказывать в такой малости.
Все-таки позже генерал тщательно сличил путь Карины в международный аэропорт Темпельхоф с путем следования машины физика Курта Хеллера. Сравнил просто так, для подстраховки, по профессиональной привычке. Особых подозрений Карина у него не вызывала. Он знал, что она интересуется секретной службой, но это был ее собственный выбор, генерал на нее не давил. Может, подражала отцу, может, доказывала что-то. Как генерал и ожидал, пути немецкого физика и Карины не совпали. Аэропорт Темпельхоф доживал свои последние дни, такси из центра – шестнадцать евро, а можно было воспользоваться поездом с Фридрихштрассе. Карина, конечно, воспользовалась поездом. Ее самолет был в воздухе, когда машина физика Курта Хеллера вылетела на встречную полосу. А шелковые платки она действительно передала родственнице Чернова…
Но никогда Карина не выказывала особого интереса к доктору Вальковичу. Сосед как сосед, в меру чудаковатый, когда надо, поаплодирует. Карину больше интересовали фрики вроде Буковского, но и к ним она не проявляла какого-то особенного интереса, разве что в нужных (для нее) случаях. «Папа, помнишь Левку Антонова из моей группы? У него редкая группа крови. Как у меня. Он в меня влюблен, ну я держу его на длинном поводке. Ты имей в виду, если что…»
Браслет-змейка… Чуть отставленная нога…
Красивая женская нога сама по себе оружие…
У жены полковника Седова были такие же красивые ноги…
Через несколько лет после событий, развернувшихся вокруг нелегального вывоза из страны стратегического сырья, генерал довольно тесно общался с офицерами Моссада, хорошо знавшими Среднюю Азию. В его кабинете до сих пор хранился подарок одного из них: менора – копия золотого семисвечника, предписание об изготовлении которого было отдано Моисею самим Богом – еще там, на горе Синай. «И сделай светильник из золота чистого; чеканный да сделан будет светильник; бедро его и стебель его, чашечки его, завязи его и цветы его должны выходить из него. И шесть ветвей должны выходить из боков его: три ветви светильника из одного бока его, и три ветви светильника из другого бока его…»
В Тель-Авиве в маленьком кафе на бульваре царя Шауля генерал Седов однажды разговорился с одним из тех офицеров. Наступали новые времена, президенты менялись с неслыханной быстротой, разговоры становились осторожнее, но они понимали друг друга. Их, в общем, сблизили тогда не профессиональные интересы, хотя кто знает, как профессиональные интересы проявляются? Сказано же: «С обдуманностью веди войну твою…»
«Конечно, – сказал генерал, – русскую разведку можно упрекать в чем угодно, но не в беспомощности. В самые жесткие времена сотрудники русской разведки честно выполняли свой долг».
«Это так», – ответил Мохаим.
Под таким именем его знал генерал.
А может, это был псевдоним, неважно.
Главное, Мохаим мог слышать от своих коллег о контрольном выстреле, которым когда-то молодой русский полковник дал согласие (других вариантов не существовало) увезти из России его жену. Не имело значения, что жена полковника сделала выбор сама. «Время – условность, – сказал тогда Мохаим. – Времени не существует, существуют события. И дело даже не в том, выполняем ли мы свой долг до конца. Это подразумевается. И дело даже не в том, что мы стараемся спасти своих людей, всегда спасти, – подчеркнул он. – Дело в том, кто нами управляет».
«Вы, наверное, о демократии?»
«Разве я похож на человека, размышляющего о демократии?»
Нет, Мохаим не походил на такого человека. Он был румян. Он был энергичен. «Я говорю об аскетах и гедонистах, – сказал он. – Старый, в общем, спор. Можно делить людей и по другим признакам, но мне нравится говорить об аскетах и гедонистах».
Генерал недоуменно поднял брови.
Впрочем, говорили они об одном и том же. Просто никто не хотел выдать себя раньше времени, оба чувствовали, что знают или догадываются о происходящих в мире событиях больше, чем знает или догадывается другой. А сверх этого каждый знал еще и то, что другому знать ни в коем случае не полагалось. И оба были настроены благожелательно, даже выпили по стаканчику коньяка, почему-то в том баре коньяк подавали в стаканчиках. Непонятная публика, непонятный говор. Многие посетители спрашивали «кровавую Мэри», а они пили коньяк. «Аскеты и гедонисты? – переспросил Седов. – Ну в общем понятно. В России это проходили. С некоторым допущением можно утверждать, что до конца пятидесятых у нас властвовали именно аскеты. Только при них и можно было построить колхозы, метро, атомную бомбу…»
«…И очень хорошую науку».
«И очень хорошую науку», – вежливо подтвердил генерал.
Он чувствовал, что Мохаим его понимает. Если офицер сам был в том среднеазиатском поселке посреди пустыни (а он, видимо, там был), он должен знать, почему полковник Седов вернул им труп. Именно труп, а не живого человека.
Не потому, конечно, черт побери, что моссадовцев послали именно за трупом.
«Но потом вы проиграли, – ответил Мохаим на размышления генерала. – Потом к власти у вас в России пришли гедонисты. А они стареют долго и тщательно. Они стареют так долго, что привыкают к собственным морщинистым лицам и начинают всерьез рассуждать о социализме с добрым человеческим лицом».
По глазам Мохаима было видно, что если его еще раз пошлют за трупом, он еще раз вернется с трупом. К счастью, их никуда в те дни не посылали, они сидели в маленьком кафе на бульваре царя Шауля и говорили об аскетах и гедонистах. Если бы мы оказались слабее тогда, думал генерал, обогащенный уран ушел бы в страну, где его до сих пор катастрофически не хватает. Энергии, энергии, энергии! И мы не сидели бы в баре. И тело моей жены покоилось бы на кладбище того заброшенного поселка. Но уран не ушел, и неважно, где моя жена сейчас – попивает чай на собственной ферме где-нибудь в Оклахоме или лечится соленой водой Мертвого моря…
Когда не знаешь, что делать, лучше ничего не делать.
Зная это, генерал прокручивал в голове упущенные моменты.
На самом деле таких моментов было много. Например, Московский университет. Специалисты с Лубянки всегда ценили университетское образование. Дочь подолгу оставалась вне его контроля, а друзья в этом смысле ненадежны. Генерал Чернов был для Седова больше, чем друг, но самые большие искусители – именно близкие люди. Отдел Чернова славился проникновенным подходом к людям. Правда, не могли же Карину купить. Мир открыт, ума хватает, понадобится – найдет приличного гедониста или аскета или даже такого фрика, как Буковский, такие костьми лягут за возможность покрасоваться рядом с нею. Добро, зло? Равенство, братство? Какие идеи могли так увлечь Карину, что сейчас она готова убрать человека только за то, что тот знает (возможно), что было написано на листе, выдранном из «Рабочего журнала», что обсуждали в Церне физики Хеллер, Клейстон и Парцер и что мог вывезти в Южную Корею доктор Ким? «Вообще-то у моего друга такое уже есть, но другого цвета».