- Что будете пить? - поинтересовался я у него.
- Водочку, - ответил лама на чистейшем русском языке.
Мрачен был тот, кто сидел за столом с тобой рядом.
Имя его Агасфер. 1040.формат.
Не удивительно, что после таких похорон Татьяна Валентиновна понеслась в костёл на Большую Грузинскую.
- Католика отпели по буддийскому обряду, а на могиле католический крест поставили как православному, что делать? - спросила она у священника.
- Бог един, - ответил тот, - ничего делать не надо.
Севилья ранит, Кордова хоронит, о канун умиранья! 1041.формат.
На сороковины приехал Алексеев. Когда он купил в ограду 100 роз, у меня заныло под ложечкой. Всю могилу завалили цветами и поехали в ресторацию. Иванов не появился. Пришли Косарева, Коровина, Шарыкин, Шелепанов, ещё кто-то.
Но как глухонемой - глухонемых,
я не способен был услышать их. 1042.формат.
Однако радость встречи не хуже, чем алкоголь разжижала тесноту за грудиной, ненадолго раздвинув ржавый от крови обруч, насаженный на главную сердечную мышцу.
Никому не говорил, что расстаюсь
с проклятым правом пить одному. 1043.формат.
Алексеев звал меня на следующий день в Сандуны, но я отказался. Он пошёл с Гришей, адвокатом. Часа за три до отхода поезда мы встретились на Трёх вокзалах. Углового ресторана на Казанском теперь нет. Вместо него зал ожидания. Поэтому пошли на Басманную к Тарло (проект LexPro). Алексеев заказал кюфту и водку. С собой у него был здоровенный полиэтиленовый пакет с несколькими сандуновскими халатами.
Лестница вниз уходила - я видел ступени! 1044.формат.
- Зачем тебе? - спрашиваю.
- Как зачем, вот приедешь ко мне в гости, а я тебе к бане сандуновский халат подам, разве плохо?
- Хорошо, - отвечаю, - как спал?
- Ты знаешь, я утром на полу проснулся (ночевал он в Лёхиной комнате).
- Одетым или раздетым?
- Раздетым.
- Чего болит?
- Ничего.
- Тогда нормально. Лёг как обычно, а утром уже, видать, вставал и навернулся. Ты вчера хорошо принял.
Всю ночь кричало дерево и билась птица о лицо моё. 1045.формат.
На улице я сделал несколько снимков. Алекссев стоял в красной куртке на фоне ярко-голубого вокзального неба с войлочной сандуновской шапкой на голове. К поезду подтянулся его питерский знакомый из судейских, который был в Москве по служебной надобности. Уезжали они вместе.
Тёмные воды - двойное небо. 1046.формат.
Через пару дней мне в машину позвонил Шелепанов:
- Отзвонился в жопу пьяный Комолов, сказал, что Алексеев умер.
- Как умер?
- Тромб в сердце.
В палисадах с шиповника сыплется цвет,
как с подбитых гусынь покрасневшие перья. 1047.формат.
- Значит, Лёша хотел пообщаться с Алексеевым, - по секрету сказала Юлька Татьяне Валентиновне.
На его месте должен был быть я.
И на ладони твоей не морщины, а карта.
Правда, не вся. 1048.формат.
Мы с Хренниковым взяли поллитру и пошли в «Грабли» на Алексеевской. Созвонились с Питером, Минском, Петрозаводском и в 20:00 мск синхронно подняли стопешники за помин души Алексеева.
Тучи летели, и души из них выпадали:
то в одиночку, то парой, то частым дождём.
Видел я пару одну... Но об этом потом. 1049.формат.
Фотографии я отпечатал, Ривкинд обещала на девять дней передать их Кольке, но так и не передала, уехала в свою Израиловку. Колькин телефон не отвечает. Обруч встал на место.
Не надо было мне переходить
со скотча на мартини. 1050.формат.
13 июля 2009 года Ривкинд стала бабушкой, а кроме как с нами ей на Мытищинской ярмарке отметить это событие и выпить за здоровье Мишель было вроде и не с кем, поэтому она пришла в гости. Одновременно перед своим отъездом в деревню к нам на постой прибыл дед Валентин, который вдрызг разругался с медицинским персоналом госпиталя и отказался ложиться в стационар на условиях размещения в общей палате. Татьяна Валентиновна накрыла на стол и выкатила поллитру.
Пьют дым плетёный и зоблют ситный. 1051.формат.
Дед принял, проникся к тёте Марине сочувствием и стал развлекать её застольными рассказами о прошлой жизни:
- В числе прочего, был у меня тогда в подчинении спецбуфет, где отоваривалось руководство и члены коллегии. И вот, как-то раз, звонит мне жена министра, а она тоже была еврейкой, - уточнил дед Валентин, бросив взгляд на тётю Марину, - и говорит: