– Ответьте же мне, госпожа Анайтида: не посещали ли вас этой ночью два призрака?
– Что ж, очень может быть, – ответила она. – Но Белая Башня знаменита своими привидениями, и я провела там лишь несколько спокойных ночей, ведь люди Гогирвана – сплошные скоты.
«По правде говоря, – гадал Юрген, – что за особа эта госпожа Анайтида, оставшаяся невозмутимой при таком зверском убийстве, как то, что я совершил, и обращающая на призраков не больше внимания, чем я на комаров? Я слышал, что она – чародейка. Уверен, у нее прекрасная фигура. Короче, вот предмет, который вознаградил бы своего исследователя, не будь юная Гиневра возлюбленной моего сердца».
Вслух же он сказал:
– Вероятно, я пьян, сударыня. Тем не менее я по-прежнему думаю, что петух закукарекал не вовремя.
– Когда-нибудь вам придется объяснить смысл этих слов, – сказала она. – Между тем я возвращаюсь в постель и опять-таки советую вам сделать то же самое.
Тут дверь затворилась, упал засов, и Юрген пошел прочь, по-прежнему находясь в сильном возбуждении.
«Эта госпожа Анайтида – интересная особа, – размышлял он, – и мне доставило бы удовольствие, если бы выдался случай показать ей сейчас мое огорчение по поводу петуха. Происшествие маловероятное. Значит, к тому же, она наткнулась на меня, когда мой меч был обнажен, и, следовательно, знает, что я владею оружием, достойным уважения. Она однажды может ощутить необходимость в хорошем воине – эта миловидная Хозяйка Озера, у которой нет мужа. Поэтому давайте будем терпеливы. Между тем оказывается, что во мне течет королевская кровь. Полагаю, в этом скандале что-то есть, потому что я обнаружил в себе много общего с королем Смойтом. Однако двенадцать жен! Нет, это слишком. Я не ограничивал бы количество браков, но двенадцать законных жен говорят об оптимизме, мне неведомом. Нет, не думаю, что я пьян, но бесспорно, что я шагаю не очень твердо. Определенно, мы выпили лишнего. Так что мне лучше всего возвратиться тихонько в постель и ничего больше не говорить о случившемся нынче ночью».
Что он и сделал. И это был первый раз, когда Юрген, в прошлом ростовщик, вел беседу с госпожой Анайтидой, которую люди называли Хозяйкой Озера.
Глава XVIII
Почему Мерлин вел беседу в полумраке
Два дня спустя за Юргеном послали от Мерлина Амброзия. Герцог Логрейский встретился с волшебником в полумраке, ибо окна комнаты были занавешены и не пропускали сияния дня. В комнате все, таким образом, представало в рассеянном, смягченном свете, не дававшем теней. В руке Мерлин держал квадратное зеркальце вершка в три, от которого он озадачивающе поднял свои темные глаза.
– Я поговорил с коллегой послом, госпожой Анайтидой, и стал гадать, мессир де Логрей, не разводили ли вы когда-нибудь белых голубей.
Юрген посмотрел на зеркальце.
– Я знал женщину из рода Леших. Она не так давно показала мне одно занятие, для которого нужна была кровь белых голубей. И она тоже пользовалась таким зеркалом. Я видел, что именно за этим последовало, но откровенно должен вам сказать, что ничего не понял в тонкостях этого дела.
Мерлин кивнул.
– Я подозревал нечто подобное. Поэтому и решил поговорить с вами в комнате, где, как вы чувствуете, нет теней.
– По правде говоря, – сказал Юрген, – наконец-то есть кто-то, кто может видеть мою спутницу! Скажите, почему же никто другой этого не может?
– К вашему эскорту привлекла мое внимание моя собственная тень, потому что она тоже была дана мне. То был подарок отца, о котором вы, вероятно, слышали.
Наступил черед Юргена кивнуть. Все знали, кто породил Мерлина Амброзия, и благоразумные люди предпочитали об этом не говорить. Затем Мерлин продолжил.
– Вот так, – проговорил Мерлин, – я потакаю своей тени. И вот так моя тень мне служит. Это взаимные уступки, которые всегда и везде необходимы.
– Понятно, – сказал Юрген, – но разве никто другой никогда не различал вашей тени?
– Лишь раз моя тень на некоторое время покинула меня, – ответил Мерлин. – Однажды в воскресенье тень оставила меня, и я шел без сопровождения под открытыми лучами солнца. Моя тень обняла шпиль церкви, а прихожане преклоняли под ней колени. Прихожане были смутно встревожены, не подозревая почему, и лишь переглядывались. Только священник да я видели ее совершенно отчетливо – священник потому, что она являлась злом, а я потому, что она принадлежала мне.
– Интересно, что же священник сказал вашей своевольной тени?
– «Изыди!» – бесстрашно изрек священник. Почему они всегда кажутся такими бесстрашными, эти скучные и застенчивые священники? «Такое поведение невиданно. Ибо это дом Верховного Бога, и его непоколебимый шпиль убеждает людей, пришедших издалека, что это место свято», – сказал священник. А моя тень ответила: «Но я лишь знаю, что шпиль фаллического происхождения». И моя тень заплакала, нелепо заплакала, уцепившись за шпиль, а прихожане преклонили под ней колени.
– Это на самом деле должно было привести в замешательство, мессир Мерлин. Все же, когда вы вернули тень, большого вреда не было причинено. Но почему подобные спутницы сопровождают некоторых людей, тогда как другим позволено жить в скромном одиночестве? Это не кажется совершенно справедливым.
– Вероятно, я мог бы объяснить вам кое-что, мой друг, но определенно не буду этого делать. Вы и так знаете слишком много. Вы, похоже, в этом вашем ярком одеянии пришли из страны и времени, которые даже такой искусный волшебник, как я, может лишь смутно предчувствовать и вообще не может понять. Однако меня смущает… – И Мерлин поднял указательный палец. – Сколько футов росту было в первом владельце вашей рубахи? И были ли вы когда-нибудь стариком? – поинтересовался он.
– В общем, четыре фута, и я был в пожилом возрасте, – ответил Юрген.
– А я и не догадался! Но, несомненно, это так – старый поэт взял взаймы тело молодого мужчины и рубаху Кентавра. Адерес, по собственным соображениям, отпустила в мир новую шутку…
– Но вы все ставите с ног на голову. Это же Середа, которую я так мило обхаживал.
– В подобном случае имена, которые дают люди, значат очень мало. Тень, сопровождающую вас, я распознаю – и чту – как дар Адерес, ужасной Матери Малых Богов. Без сомнения, у нее есть множество других имен. И вы считаете, что вы ее обхаживали! Я бы неохотно разгуливал в рубахе любого человека, считающего так. Но она просветит вас, мой друг, в назначенное ей время.
– Она поступает по справедливости, – сказал Юрген и пожал плечами.
Тут Мерлин отложил зеркало.
– Между тем мы с госпожой Анайтидой обсуждали совершенно другой вопрос, и о нем я хотел бы с вами поговорить. Гогирван посылает королю Артуру вместе с дочерью тот Круглый Стол, что дал Гогирвану Утер Пендрагон, и сотню рыцарей, чтоб усадить их за этот стол. Гогирван, который, при всем уважении к нему, обладает скверным чувством юмора, назвал среди этих рыцарей и вас. Сейчас ходят слухи, что принцесса очень много беседует с вами частным образом, а Артур никогда не одобрял болтливость. Поэтому предупреждаю, что для вас отправиться вместе с нами в Лондон было бы весьма неудобно.
– По-моему, это едва ли так, – сказал Юрген с наигранной меланхолией в голосе. – Для меня дальнейшее занятие этим имело бы результатом женитьбу на той, кто иначе навсегда станет идеальным воспоминанием о всевозможных, очень приятных беседах.
– Старый поэт, вы весьма рассудительны, – сказал Мерлин, – особенно сейчас, когда известная нам маленькая принцесса вот-вот станет королевой и символом. Мне жаль ее. Ее будут почитать как откровение Небесного великолепия, а поскольку она человек из плоти и крови, ей это не понравится. И я безуспешно предупреждал короля Артура, так как то, чему суждено произойти, всегда случается, пока мудрость бессильна перед человеческой глупостью. Поэтому мудрость может лишь делать то, что в ее силах, и с удовольствием встречаться лицом к лицу с таинственными обстоятельствами.