— Был болен… Простудился.
На лице Вирве, как в зеркале, отражалось её настроение. Сразу же девочка стала серьёзной и озабоченной.
— Ну конечно! Как это я сама не заметила! Ты белый как мел. Но не беда! Небось солнышко тебя опять подрумянит. Правда?
— Да, конечно, — кивнул Юри. Ему сейчас всей душой хотелось взять за руку эту добрую отзывчивую девочку и идти с нею рядом, слушать ее голос, рассказать о своём горе…
Но что-то удерживало. Было ли это нежелание показать себя несчастным человеком, у которого нет ничего, кроме невзрачной одежонки да школьного портфеля? Или он боялся, как бы Вирве не подумала, будто он жалуется на тётю? Или его удерживала угроза Билли, ужас перед его нагайкой? Или не хотелось ему этой весёлой девочке перед самыми летними каникулами портить радостное настроение? А может быть, и то обстоятельство, что все эти дни он ел краденые консервы, мясо, молоко…
Какова бы ни была причина, Юри не сказал ни слова о своих невзгодах. Он лишь стоял и смотрел на девочку.
— Как тебе живётся у тёти? Хорошо? Да? — один за другим задавала Вирве вопросы и тут же сама на них отвечала.
— Ничего… — пробормотал Юри. Эта ложь заставила его вновь опустить глаза. Взгляд его задержался на собственных пальцах, ухватившихся за край прилавка, — какая противная чёрная грязь под ногтями!
Вирве почувствовала, что с Юри не всё ладно. Но что же с ним случилось?
— Когда ты придёшь к нам?
— Не знаю. Там видно будет.
— Если надумаешь, то приходи на новостройку. У отца отпуск. Мы теперь целыми днями там возимся.
— Хорошо, приду туда.
От усталости мальчик еле стоял на ногах. Но почему-то ему стыдно было обнаружить своё состояние. Собрав всю силу, Юри оттолкнулся от прилавка.
— До свиданья… — пробормотал он, не глядя на девочку. — Мне надо идти… ээ… ждёт.
Еле волоча ноги, Юри скрылся за ларьком.
«Что всё это значит? — испуганно подумала Вирве, увидев, с каким трудом Юри передвигает ноги. — Почему он не хочет со мною разговаривать? Почему он совершенно больной ходит по улице?»
Забыв о покупках, Вирве побежала следом за мальчиком.
Но тут она столкнулась со знакомой старушкой. Старушка взялась рукой за корзинку Вирве, и девочке пришлось остановиться. Вирве старалась побыстрее закончить разговор, сказала, что спешит, но на вопросы старой тётушки пришлось отвечать.
Когда Вирве, наконец, освободилась и снова кинулась следом за Юри, она уже не нашла его. Девочка пробежала довольно большое расстояние вниз по улице Кийре, Юри как-то говорил ей, что его тётя живёт на этой улице. Но и здесь мальчика не было видно. Он исчез, как иголка в стогу сена.
Да разве Вирве могла догадаться, что Юри лишь зашёл за ларёк и там опустился на груду ящиков — немного передохнуть.
Встреча с Юри весь день не выходила у Вирве из головы. Девочка рассказала о ней и матери. Они вместе решили, что Вирве могла бы пойти к Юри в гости на новую квартиру. Адрес его тётушки Вирве когда-то записала себе на промокашку. Но когда девочка принялась её искать, выяснилось, что промокашки нигде нет. Кто знает, куда она подевалась!
Вирве помнила только улицу. Но одного этого было мало, чтобы разыскать Юри. Ведь на улице Кийре — более восьмидесяти домов. В тот день девочке пришлось отказаться от мыслей навестить своего приятеля.
Обычно бывает так: если уж какой-нибудь план тебе не удалось осуществить, то мысли начинают вертеться именно вокруг этого вопроса, и воображение рисует тебе картины одну страшнее другой. Так и случилось. Вирве не могла забыть сгорбленную спину Юри, когда он медленно заворачивал за угол, девочка почувствовала себя виноватой: может быть, Юри сейчас нуждается в помощи, а она ничем не может ему помочь. Как это она потеряла промокашку?! Из-за её неаккуратности Юри должен теперь страдать! Может быть, тёти нет дома, Юри сидит голодный, и ему, больному, пришлось идти на рынок.
И Вирве решила завтра же пойти в школьную канцелярию. Не знают ли там новый адрес Кангура?
Опустившись на один из ящиков, сваленных грудой возле ларька, Юри безвольно уронил руки и прислонился к стене. Здесь было так хорошо сидеть! Минуты проходили одна за другой, а Юри всё ещё не мог заставить себя подняться.
Вдруг кто-то толкнул его в плечо. Юри очнулся от дремоты и вскочил на ноги.
Перед ним стоял мужчина в белом халате.
— Что ты здесь рассиживаешь? Небось бутылки таскаешь? — спросил он угрожающе.
— Нет! Нет! — Юри испуганно замахал руками, словно хотел оттолкнуть от себя это обвинение. — Я отдыхаю.
— Отдыхаешь! — передразнил его мужчина. — А потом набьёшь карманы бутылками и мне же придёшь их продавать.
Только теперь Юри заметил, что в ящиках — пустые бутылки. Ведь они стоят по рублю штука, если он не ошибается. Неужели и вправду этот дяденька думает, будто он, Юри, способен на такое?!
Очевидно, испуганный вид Юри успокоил продавца, он понял, что имеет дело с честным мальчиком. Тогда мужчина махнул рукой и сказал:
— Ну, марш отсюда! Ещё, чего доброго, разобьёшь бутылки.
Юри отошёл от ларька, поднял воротник пальто и спрятал руки в карманы.
Скорее туда, во «дворец», на чердак! Там его никто не видит.
Неужели он, Юри, похож на вора?! А может быть, Эрви прав, когда говорит, дескать, если уж ступишь на наклонную дорожку, так и покатишься… вниз. Но что значит «наклонная дорожка»? Ведь он, Юри, не сделал ничего плохого. И ничего плохого не сделает — всё в собственных руках.
Так говорил Аарне, если в отряде кто-нибудь начинал скулить: дескать, я не смогу, у меня всё пойдёт вкривь и вкось.
«Что это за разговор! Вкривь и вкось! Держись крепче, всё в твоих собственных руках!»
Пришедшие на память советы старшего товарища немного успокоили мальчика.
«Только бы прошла эта страшная усталость», — думал он, взбираясь по лестнице на свой чердак.
Покрытая грязными одеялами кушетка так и манила к себе. Юри лёг. Разглядывал облепленные паутиной балки над головой и удивлялся — до чего же приятно лежать!
На следующее утро Юри, вопреки своим опасениям, проснулся бодрым и свежим. Волчий аппетит, в свою очередь, подтвердил, что болезнь окончательно отступила, — истощённый ею организм настоятельно требовал топлива.
Эрви вчера вечером, по-видимому, приходил проведать больного: на ящике стояла полная бутылка молока и лежало несколько пирожков. Наверное, парень не захотел будить заснувшего Юри и ушёл, так и не поговорив с ним.
Рядом с продуктами лежала какая-то книга. Она была аккуратно обёрнута плотной коричневой бумагой.
Юри с удивлением раскрыл её. Прежде всего в глаза ему бросился листок бумаги, на котором было что-то написано карандашом.
Привет, хвороба! — прочёл Юри. — Принёс тебе мировую книгу, развлекайся. Я покупаю такие иной раз, когда копейка выкраивается. Дома у меня, на чердаке, стоит ящик, так он скоро будет полнёхонек! Держать книги в комнате я не могу — старуха закаркает. Этот её Иегова лопнет от злости, если такое увидит.
Твой фельдшер Щелкун.
Юри усмехнулся. Видали, каков Щелкун! Ишь позаботился! А что он любит книги — уж этого-то Юри никогда не думал.
И в сердце мальчика шевельнулось тёплое чувство благодарности к Эрви.
Юри взглянул на титульный лист книги. «Два капитана» Каверина. Да, книга действительно мировая. Юри уже читал её, и даже два раза.
Он отложил книгу в сторону и жадно накинулся на еду.
Откусывая пирог и запивая его молоком, Юри начал прикидывать, какой же сегодня день. И какое число?
«Два дня проболел. Вчера был третий день… Ого! Как же я мог в самом деле забыть об этом, — ведь вчера в школе выдавали табели!
Вирве, наверное, посчитала меня за ненормального, если я даже не вспомнил о таком важном событии. Конечно, у Вирве опять круглые пятёрки. Надо было поздравить…