По словам современных историков, в этом образе короля — простого человека, делегировавшего свои полномочия профессиональным учреждениям короны, с одной стороны, и верховного правителя, с другой, изначально был заложен конфликт. Эта двойственная природа королевской власти была неустранима, что явилось краеугольной темой в политической философии во Франции, вплоть до конца Старого порядка, пытавшейся разрешить этот конфликт[211].
Однако именно наличие «неоднозначного» образа монарха, развития параллельно двух взглядов на природу государственной власти, а также самого существования Парижского Парламента как «продолжения политического института короля», как «мистического трона правосудия», где покоится королевская власть, обусловили появление в современной историко-правовой науке тенденцию «развенчания», или «игнорирования», абсолютизма в средневековой Франции.
Так, некоторые ученые разделяют французскую историю периода Средневековья на два этапа: 1) судебная монархия — период до правления династии Бурбонов; 2) административная монархия — начало правления Бурбонов и далее[212].
В данном контексте интерес представляет именно второй период — «монархия административная», или, исходя из классической периодизации, «монархия абсолютная», поскольку соответствующий период французской истории представляется неоднозначным, обладающим определенной спецификой в связи со статусом и ролью Парижского Парламента в системе королевских органов Франции.
Традиционно, когда говорят об абсолютизме, понимают, прежде всего, классический абсолютизм во Франции. Когда говорят о французском абсолютизме, прежде всего, понимают его государственный аппарат.
История французской государственной машины действительно впечатляет.
По подсчетам историков, уже в начале правления короля Франциска I (1515–1547) в государственном аппарате работал 4041 чиновник. «Уже в ту пору христианнейший король Франции превосходил всех своих европейских собратьев по числу служивших ему людей, составлявших 0,22 % населения королевства»[213].
С начала правления династии Бурбонов государственный аппарат французского королевства еще больше увеличивается. Этот рост шел как за счет увеличения численного состава ранее существующих органов — парламентских (в частности, Парижского Парламента) и иных суверенных курий, так и за счет создания новых структур и звеньев управления, например системы «советов», зачастую дублирующих старые корпорации и конкурирующих с ними.
Кроме того, как было отмечено ранее, именно в этот период набирают новую силу идеи о монархе как императоре в своем королевстве, как посланнике Бога на земле. Именно король обладает абсолютной властью в государстве, «его собственным движением» управляется королевство.
Однако, как отмечает отечественный историк Уваров П.Ю., «слишком велика оказывается пропасть между теоретическим уровнем обоснования королевских прерогатив и суверенитета, образами власти, запечатленными в ритуалах, публичных церемоний и реальной практикой отправления власти и правосудия, представлявшей собой борьбу группировок, клиентел и весьма своевольных корпораций, принуждавших монарха и его правительство к маневрированию и к поиску компромиссов» (курсив мой. — Е.К.)[214].
По его словам, «наблюдается странная закономерность: чем больше мы узнаем о повседневности политической власти, тем реже исследователи пользуются термином «абсолютизм». Этот новый ракурс привел одних авторов к демонстративному развенчанию термина «абсолютизм», а других — к простому игнорированию его в своих практических исследованиях. Возможно, к еще более неожиданным последствиям может привести изучение механизмов практического взаимодействия государства с любым из его подданных»[215].
Так, заслуживает внимание в данном контексте позиция исследователя Николаса Хеншелла, который в своей книге «Миф абсолютизма. Перемены и преемственности в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени» опровергает существование абсолютизма в средневековых Англии и Франции.
В соответствии с его позицией значение слова «абсолютный» настолько универсально, что историки используют его по своему усмотрению, то есть по отношению к любому монарху, обладающему какой-либо властью.
211
212
213
214