К мерянам Юрий присматривался с любопытством и опаской - никак не мог забыть рассказа епископа Ефрема о злых язычниках, дубьём избивающих пастырей своих, святых отцов. Оказалось же - люди как люди! Разве что одеждой отличаются. Меряне подвязывали волосы кожаным ремешком, обвитым полосками меди, у висков подвешивали медные или серебряные кольца, смотря по достатку. На праздничном платье (многие приоделись, встречая князя) вместо пуговиц - бронзовые привески или колокольчики. Пояса с набором, на руках браслеты из бронзы или серебра, сапоги с подковками, позументы с прокладкой из бересты. Ничего, нарядно...
Между собой меряне говорили по-своему, но и по-русски понимали, а старейшины, с которыми говорил Юрий, и по-русски говорили чисто, без коверканья слов. Иные учёные греки так чисто говорить не умели.
Мерянские жилища — прямоугольные срубы, поставленные на землю или заглублённые на аршин, - ничем не отличались от русской рубленой избы. Языческих же идолов, священных амулетов, вылепленных из глины, Юрий у мерян не видел. То ли не держали их меряне в жилищах, то ли припрятали от князя.
За селеньем щетинились полоски жнивья, мычала под навесами скотина, рыбацкие сети сушились на жердях — совсем как в русских деревнях.
Удивлялся Юрий, что мерянские селенья мирно соседствуют с русскими деревнями, а в иных селеньях, среди мерянских жилищ, русские дворы стояли - соседями.
Георгий Симонович пояснял, что заселяли новгородские выходцы здешние места мирно, без кровопролитий, и ныне с мерянами не враждуют. Земель под пашню всем хватает, да и промыслы схожие: хлеба выращивают, скотину держат, рыбу ловят, охотятся, дикий мёд выгребают из бортных деревьев. Обильна земля Ростовская и просторна, всего всем хватает!
- Мирное сожитие княжеству на пользу, - подчеркнул тысяцкий. - Потому меряне охотно в походы вместе с Русью ходят. С князем Олегом Вещим на Киев ходили и ещё дальше[22] - за море, в Царьград.
Возможно, именно после этих слов Юрий решился отклонить просьбу епископа Ефрема послать отроков с оружием, чтобы силой согнали местных жителей для пастырской проповеди. Ответил недовольно:
- Погодим, владыко... До Ростова...
Епископ ушёл недовольный, но Георгий Симонович решение княжича одобрил. Не оружьем согласие в княжестве поддерживается, но добром и справедливостью...
Над большим городом Ярославлем, куда ладьи приплыли на исходе сентября, тоже висели дождевые тучи. Время для остановки было самое неподходящее, середина дневного перехода, но пристать пришлось. Под береговым обрывом, у самой воды, кипела большая толпа со стягами и хоругвями, колокольный звон плыл над Волгой. Ярославцы встречали князя!
Торговые люди остались в ладьях, а Юрий с боярами и гриднями поднялся в город.
Место, где издревле стоял Рубленый город, когда-то называлось «Медвежий угол». И впрямь был угол - на Стрелке между Волгой и Которослью. И овраг, который прикрывал город с поля, так же называли «Медвежий овраг».
По преданию, когда великий князь Ярослав Мудрый впервые приехал с дружиной в здешние места, негостеприимные горожане выпустили на него медведя. Но отважный князь зарубил зверя секирой. Устрашились горожане, отворили ворота. Князь Ярослав не стал карать своевольников, ободрил приветливым словом и даже имя своё дал городу - Ярославль. Знал прадед Юрия, что добром распространённая власть - надёжнее. И Ярослава добром вспоминали ярославцы, даже княжеский дворец сохранили в исправности, хотя давненько не наезжали князья в Ярославль.
В княжеском дворце встретили Юрия и его мужей шумным почестным пиром. О караванщиках тоже не забыли, вынесли хмельные меды и всякую готовизну прямо на берег, к ладьям. Так и пришлось в Ярославле заночевать, хотя Георгий Симонович был недоволен. По обычаю- де князя первым должны величать ростовцы, потому что стольный град — Ростов, а Ярославль — только ростовский пригород...
Быстра оказалась речка Которосль, против течения выгребали с трудом, но налегали, налегали на вёсла - манило гребцов близкое окончание пути.
Светлело небо, а когда судовой караван выбежал на простор озера Неро, впервые сквозь тучи проглянуло солнце. Переяславцы увидели в сем доброе небесное знаменье.
Само озеро было светлым и спокойным, будто застыло в низких берегах, заросших камышом. Трудно было даже угадать, где кончается вода и где начинается твердь.
22