7 апреля. С утра три часа занимался с космонавтами. Отшлифовывали действия космонавта при ручном спуске, а также после приземления. Молодцы, действуют отлично. Один из космонавтов невзначай обронил фразу: «Пустая трата времени. Автоматика сработает как часы».
Это насторожило. Попросил высказаться по этому поводу Юрия Гагарина. Тот ответил незамедлительно, убежденно:
— Автоматика не подведет. Это верно как дважды два. Но если я уверен, что в крайнем случае смогу совершить более длительную, хотя бы в течение многих суток, аварийную посадку сам, с помощью ручного управления, то веры в благополучный исход полета у меня прибудет вдесятеро. А лететь надо только с безграничной верой в успех.
А Герман Титов добавил:
— Мне бывалые летчики говорили: если летчик идет в полет как на подвиг, значит, он не готов к полету. Космонавт — тот же летчик, и он должен быть готовым ко всем вариантам полета, в том числе и к аварийному…
Говорил по телефону с Москвой, доложил о ходе подготовки к полету, о предполагаемом сроке пуска.
Мне сообщили, что, по сведениям печати, американцы планируют полет человека в космос (баллистический прыжок) на 28 апреля. Торопятся. Вряд ли нужна в этом деле торопливость, а тем более погоня за сенсацией.
8 апреля. Состоялось заседание Государственной комиссии по запуску космического корабля «Восток» с человеком на борту. Затем состоялось закрытое заседание, решали вопрос: кто полетит. Мне были даны полномочия назвать кандидатом Гагарина Юрия Алексеевича, а его дублером Титова Германа Степановича. Комиссия единогласно согласилась с этим мнением.
9 апреля. Сегодня день воскресный, но работы продолжаются, и на пусковой площадке и в пункте управления… Решил не томить космонавтов, объявить им о решении комиссии… Пригласил к себе Юрия Гагарина и Германа Титова, побеседовал о ходе подготовки и сказал просто, как можно более ровным голосом:
— Комиссия решила: летит Гагарин. Запасным готовить Титова.
Не скрою, Гагарин сразу расцвел в улыбке, не в силах сдержать радости, по лицу Титова пробежала тень сожаления, что не он первый, но это только на какое-то мгновение. Герман с улыбкой крепко пожал руку Юрию, а тот не преминул подбодрить товарища:
— Скоро, Герман, и твой старт.
— Рад за тебя, Юра. Поздравляю, — ответил Титов. Молодцы ребята.
10 апреля. В 11 часов утра состоялась встреча членов Государственной комиссии, ученых, конструкторов. ракетчиков и группы космонавтов. Это было официальное представление в дружеской обстановке будущих капитанов космических кораблей тем, кто готовит полет. Первым выступил Сергей Павлович Королев. По памяти восстанавливаю его выступление:
— Дорогие товарищи, не прошло и четырех лет с момента запуска первого искусственного спутника Земли, а мы уже готовы к первому полету человека в космос. Здесь присутствует группа космонавтов, каждый из них готов совершить полет. Решено, что первым полетит Гагарин. За ним полетят другие, в недалеком будущем, даже в этом году. На очереди у нас новые полеты, которые будут интересными для науки, для блага человечества. Мы твердо уверены, что нынешний полет хорошо подготовлен и пройдет успешно. Большого успеха вам, Юрий Алексеевич!..»
О чем размышлял Юрий в тот вечер, что чувствовал?
Ему казалось, что в ту минуту, когда благодарил за оказанное доверие, он не сказал тех слов, которые должен был сказать. Мысли его путались. Он говорил не по бумажке, хотя заранее написал текст выступления на попавшемся под руку куске миллиметровки. Этот листок сохранила Валентина Ивановна.
«Товарищ председатель, товарищи члены Государственной комиссии, я сердечно благодарю вас за оказанное мне доверие — лететь первым в космос! Очень трудно передать словами те чувства, которые вызвало во мне это решение. Я рад, горд, счастлив, как любой советский человек, если бы ему Родина доверила совершить такой беспримерный по своему историческому значению подвиг.
Я, простой советский человек, коммунист, благодарен Советскому правительству, решившему послать меня первым. Считаю себя полностью подготовленным к предстоящему полету. Технику изучил и знаю хорошо. В ее работе полностью уверен. Теоретически также считаю себя полностью подготовленным к предстоящему полету. Здоровье хорошее. В успешном исходе полета не сомневаюсь.
Разрешите мне заверить Советское правительство, нашу Коммунистическую партию, советский народ в том, что я с честью выполню это задание, проложу первый путь в космос, если встретятся трудности, то преодолею их, как преодолевают коммунисты».
Теперь Юрий и Герман были на глазах у десятков людей. Мало сказать, что их берегли, рядом с ними старались лишний раз не дышать, и все же Юрий под видом, что повторяет инструкцию, вложил меж ее страницами маленький листок и написал записку, которую Валентина Ивановна обнаружила в его чемоданчике после прилета с космодрома, после той всенародной демонстрации, которую устроили Юрию москвичи. Быть может, он забыл о записке, поддавшись всеобщему ликованию. Но Валя по привычке разбирала чемоданчик после возвращения мужа. Вот там-то она и нашла то, чего не искала:
«Здравствуйте, мои дорогие и любимые, Валечка, Леночка и Галочка!
Сегодня Правительственная комиссия решила послать меня в космос первым… Доверила простому человеку проложить дорогу в космос. Через день я буду стартовать. Через день вы будете… («Что они будут делать в ту минуту, когда узнают о старте? Он спокоен, на технику. надеется».)… Но бывают вещи, что и на ровном месте человек падает, и если что случится… вырасти, пожалуйста, дочек не белоручками, не маменькиными дочками, настоящими людьми… Не забывай родителей. Береги, пожалуйста, наших дочек, люби их, как любил я, вырасти из них людей, достойных коммунизма. В этом тебе поможет государство.
Что-то уж слишком странное письмо, мне чуть стыдно за эту минутную слабость. Обнимаю, целую с приветом, ваш папа и Юра. 10.04.61 года».
Он представил их дом среди сосен, до поздней ночи не гаснущее окно, спящих малышек — что они еще понимали? А ведь он может и не вернуться. Что тогда? Валя ходит из комнаты в комнату, нервничает. То и дело включает радио. Он сказал ей — четырнадцатого, а вдруг раньше? Наверняка к ней заходят летчики, успокаивают. Но и в самом деле, как они будут жить без него? Как все это представить? Жизнь продолжается, а его уже нет. Девочки подрастут и спросят: «Мама, а где наш папа?» Что ответит она? «Ваш папа погиб при исполнении?..» Валя, Аленка, Галина… Приедет из Гжатска мать. Выдержат ли их сердца, если что-то случится, и правильно ли он поступает, по существу, не спросив никого? Да и сам-то он — видел ли жизнь? Ведь она только-только расправила ветки, наливается соком, и сейчас не война, чтобы идти в атаку, бросаться на амбразуру. Но быть может, это и есть пик его жизни? Та высота, до которой добирался все эти годы? Да нет, не добирался, — он не из любителей-карьеристов. На высоту его поднимали люди, много людей.
И пока сидел над листком завещания, за тысячи километров что-то передалось туда, где над заснувшими соснами тревогой светился огонек окна.
Стоило зазвонить телефону, Валя вставала и бросалась к трубке. Поставила аппарат у изголовья, чтобы быть готовой в любую минуту к любой страшной вести. В дверь позвонили, вошли трое военных, и с ними Павел Беляев.
— Что? Что случилось? — спросила она в напряжении, вглядываясь в лица, пытаясь хоть что-либо расшифровать. Почему они молчаливы и так загадочны? Может, Юра уже слетал и… не возвратился? Но Павел Беляев, роднее старшего брата, пожимает ее за локоть.
— Потерпи, Валюша, все будет скоро. Поверь, все будет отлично.
И ушли, и снова они втроем. Только будильник цикадно отчитывает секунды…
«Каманин. 11 апреля. Последние сутки до старта… Сергей Павлович Королев попросил почаще информировать его о состоянии космонавтов, об их самочувствии, настроении.
— Волнуетесь за них?
На мой вопрос он ответил не сразу. Видимо, сказывается привычка не бросать пустых, необдуманных фраз.
— А как вы думаете? Ведь в космос летит человек. Наш, советский, Юрий.