Но поскольку время шло, а враг не появлялся, хлебы поели, а бочки с водой от морозов расперло, и они расселись. Не подумавши сделали.
Владимирский детинец занимал возвышенный выступ берега почти в самой середине города. Княжеский дворец был рядом с Успенским и Дмитриевским соборами. Тут же помещался епископский двор. Ворота из детинца вели в Срединный город, где было торжище, а в юго-восточном углу — Рождественский монастырь, который по-простому звали Рождествено. Торговые ворота вели в Новый город, а Ивановские — в Ветчаный, то есть старый город, ветхий. Он же именовался Посадом. Кроме Торговых ворот, в валах Нового города имелись еще четыре проезда. Почти посередине западной стены находились главные Золотые ворота, к северу — Иринины, а в северо-восточном углу — Медные. Волжские ворота выходили к Клязьме. Главная улица шла сквозь Торговые и Ивановские ворота к Серебряным, замыкавшим восточную вершину Ветчаного города. Все это обустройство было хорошо и удобно для проживания, но не для обороны. Но кто бы знал-то!
Мужчин в городе стало заметно меньше. Они, как было — принято в опале и горе, перестали стричься и волос не чесали. Молодые, которые брили бороды, делать это тоже перестали и сделались брадаты. Все ходили всклокочены и угрюмы видом. И жадно слушали рязанцев.
Все это раздражало Агафью Всеволодовну, но она ни во что не вмешивалась, раз муж поручил все дела Мстиславу. Ей казалось, что тревоги и печали в городе больше, чем решимости и мужества.
Первого января появившиеся во Владимире беженцы из рязанских весей сообщили, что Батый повел свои рати по льду Оки к Коломне. Значит, Всеволоду там не миновать биться. Душа у княгини окаменела, но привычные распоряжения Агафья Всеволодовна сделала: на всякий случай велела попрятать в каменные клети шубы горностаевы зимнего меха, а летнего меха, похуже, так называемую подпаль, оставили. На этом во дворце приготовления к осаде закончились.
Гневливый кручиною сам себя увечит. Теперь все помыслы сходились на Всеволоде: был бы жив-невредим. Первенец, он самый крепкий из братьев. В ристалищах нет ему равных: в борьбе ли на поясах, метании копий или кулачном бою. А вот прыгал в длину и через костер лучше всех младший Владимир. Только кудри взметнутся, как сиганет. Никому он не уступит ни в беге наперегонки, ни в плавании, ни в скачке на тридцать верст. Княжеские дети во всем должны быть первыми. Так их мать наставляла. А отец старался как можно чаще устраивать состязания: и на масленой, и на новогодье, по случаю крестин, свадеб, сбора урожая. Это называлось тризницы. Попировали недолго, и нечего засиживаться за столами, черева ростить. Ну-ка, кто скорее в гору взбежит, иль кто ловчее с коня на коня скочит, иль с коня на землю и обратно. Тут всегда первенствовали Григорий Слеза и Федор Змей. Слугам тоже дозволялось удаль показывать. Лучших в дружинники отбирали. Змей и Слеза очень хотели с Юрием Всеволодовичем идти, но он решил их пока оставить во Владимире: еще тут вас проверить надо.
Ну, а средний, Мстислав, только стреляет лучше всех. От костров стрелы зажигали и стреляли — кто выше. На мечах он тоже хорошо бьется. И еще поет. Но не на гуляньях, а в церкви. Голос у него густой, мягкий. «Нашему князю дьяконом бы», — говаривали те, кто слышал его. Это тоже сердило Агафью Всеволодовну. По правде сказать, все ее во Мстиславе сердило, хотя виду не показывала. А ведь он, надо признать, самый сердечный из сыновей, самый почтительный.
Невольно втайне сравнивала она своих детей с приемными, с Константиновичами. И все казалось, они умнее, они даровитее, более боярами ласкаемы. Они, конечно, сироты, но все равно княжат баловать ни к чему. Вот княжну — девку, другое дело. Ее не грех лелеять и нежностями умягчать дни девичества ея. Но, как на грех, уродилась Феодора ярма — мужеватая, рослая, бойкая. Ей бы не в тереме сидеть, из окна глядеть, а наравне с братьями упражняться. Они на лыжах — и она с ними, они — в мяч играть, и ей туда надобно. Еле отвадила. Даже бивала маленько. А что еще с такой юровихой резвой поделаешь? Юношей задумана, а родилась девицей, посмеивался Юрий Всеволодович.
Играли обычно на выгонах или на очищенном льду Клязьмы. Кожаный тяжелый мяч величиной с добрый каравай пинали ногами, стараясь загнать на свою сторону. Начинаясь с толчков и подзатыльников, нередко возникали драки до крови. Проигравших дразнили киловниками: богат Тимошка — кила с лукошко? И это занятие для княжны! Даже имя-то ей досталось какое-то неблагозвучное, ревущее — Феодора! Для приятности мать ее называла Дорочкой. При этом ловкостью Дорочка как раз не отличалась: греческие сосуды синего стекла с золотой росписью все побила. И великоразумием не отличалась: жене братниной жужжала, что Всеволод на ней женился лишь сладострастия ради и на имения всякие он-де падок. Христина от этого в слезы и великой княгине жалуется.