— Обрезать нам все пути отхода?
— И подкрепления чтоб не подпустить. А без него силенок у нас не хватит.
— А ты все-таки питаешь мысль, что придет кто-нибудь?
— У тебя конная дружна сколько копий?
— Триста.
— Пеших ратников?
— Тысяча.
— Я придам тебе еще тысячу сицкарей.
— Ну их, каки это воины!
— Не горячись, Василько. Они родились с топорами в руках. Каждую берлогу медвежью, каждое логово волчье они знают, все потайные пути тропинки им ведомы.
— Все одно, зачем они мне? Я встану в Шеренском лесу, а там чащоба непролазная.
— Места надежные, но и удар там будет самый сильный. Татарам нужна моя голова, а еще больше нужно богатство Великого Новгорода. Шеренский лес как раз может стать на пути у них… Но больше тысячи сицкарей я тебе придать не могу. Весь клин, что при впадении Сити в Мологу, удерживать станут объединенные полки Жирослава Михайловича. А я с владимирцами останусь в челе. Брат Святослав при мне будет. Иди, готовь дружину к бою, Василько. Делай, как уговорились.
Угли в жаровне потухли, затянулись серой пленкой изгари и больше не грели. Потягивал сквозняк, вздымавший к дымовому отверстию хлопья попела и редкие искры.
Юрий Всеволодович достал из походной кожаной сумы доспехи. Глубокий шлем с круговым оплечьем — в нем еще отец ратоборствовал. Отцовская же кольчуга из тридцати тысяч колец — сколько раз пересчитывали эти кольца Юрий и его братья, потом его сыновья, пока малы еще были…
Были сыновья — гордость и надежда отца. И вот их больше нет.
Была жена, с которой создавал очаг семьи в любови и счастье. И вот нет ее.
Была богатая и сильная Отчизна, завещанная отцом и дедом. Больше нет и ее.
Ничего нет!..
Он достал из ножен тяжелый рыцарский меч с длинным перекрестием, с полуторной рукоятью, богато отделанной золотом и камнями, — тоже наследие отцово.
— Никого и ничего у меня нет, но мне есть за кого и за что мстить! — Он облачился в кольчугу, нацепил стальные наручи, примерил шлем — все впору, все пригнано, надежно. И сразу сам себя почувствовал ладным, готовым к битве.
И на Василька можно положиться, как на самого себя. Да только не на смерть ли верную и он идет в Шеренский лес?
Последний раз Юрий Всеволодович оглядел шатер. Вскинул голову — наверху, в круглом дымовом отверстии начало синеть предутреннее небо.
Наступил час самый страшный, знобящий час ожидания схватки, когда вскипает кровь от ненависти и неутоленной жажды мщения.
Все изменилось — тревога разлилась по стану, даже закуржавленные ветви деревьев казались напряженными и беспокойными. И ворон-вещун объявился, сидел, ссутулившись на березе, ждал поживы. Его сгоняли криком, он лишь тяжело перелетал на другое дерево и продолжал искоса смотреть на людей, словно выбирал себе жертву.
Юрий Всеволодович с ужасом обнаружил, что сообщение Дорожа застало его врасплох. Оружие, свезенное из разных городов, так и лежало на распряженных санях. Даже не везде разбросали ежей, заготовленных в кузнях кованых колючек, которые, как ни брось, лягут смертельным для лошади шипом вверх.
— Боялись, как бы самим на них не напороться, под снегом-то не видать, — оправдывался главный воевода Жирослав Михайлович.
Ополченцы, располагавшиеся поблизости от стана, начали разбирать мечи, копья, не отбрасывая и свои припасенные топоры и рогатины.
Дружинники — лучники и копейщики — занимали заранее обозначенные места под прикрытием снегового вала. Каждая десятка и каждая сотня знали свои места.
Юрий Всеволодович метался по стану, конь под ним уже стал всхрапывать и екать селезенкой, пришлось пересесть на другого, резвого коня.
— Ставить стяги! — велел великий князь тысяцким и сотникам.
— Конную дружину — в лесную засаду!
Как начали раздавать оружие, из землянок, наспех срубленных клетей, просто из-под елок вылез на свет люд пестрый и во множестве: остатки разгромленных татарами рязанских, муромских, даже булгарских и половецких войск, мирные утеклецы из дальних и ближних русских городов, а больше всего крестьян из северных и заволжских волостей. Когда в прежние времена собирал Юрий Всеволодович в поход ополченцев, обещал всем, кто останется живым, великие ослабы, нынче же ни у кого не были ни малой надежды на мзду и еще меньше надежды уцелеть. И даже не верилось: пришел на Сить с малой владимирской дружиной, а собралась превеликая сила, о какой и не мечтал и которая до утра не бросалась в глаза.
Полученному оружию радовались как дети, деловито пробовали на крепость ременные паворзени, которыми во время боя привязывают к руке шестоперы — кистени о шести перьях и клевцы — топорики с острым клювом для проламывания шеломов и лат. Примеряли и подгоняли по росту полученные доспехи: кому достался колонтарь из металлических пластин, скрепленных кольчужным плетением, кому — кожаные панцири — кояры, а кто должен был довольствоваться куяком — суконной рубахой, на которую нашиты металлические пластинки разной величины, какие под рукой оказались.