— Слава Тебе, Господи, идут! — И тут же голос его стал тревожным: — И татарове, никак, за ними? Верно!.. Догоняют! Но не застали врасплох наших ратничков… Разворачиваются… Счас…
Юрий Всеволодович, хоть и был чреват, по лестнице взобрался проворно и безнатужно. Глянул сверху на стан — словно разворошенный муравейник. Копошатся, двигаются друг за другом и навстречу друг другу без всякого видимого смысла и порядка. Однако прямо на глазах образуются ровные и слегка колышущиеся квадраты — десятки, сотни. Живых квадратов все больше, они сгущаются, становятся все чернее и все подвижнее. Вдоль реки перед полками носятся всадники.
— Княже, туда погляди! — позвал воевода.
За Ситью, в трех-четырех поприщах между редко разбросанных берез шла конная рубка. Всадники кружились, увертывались от ударов, подставляли щиты. Разобраться, где свои, где чужие, невозможно, только просверки мечей над головами да разноцветные гривы вскидывающихся в испуге на дыбки коней. Потерявшие всадников лошади отбегали в сторону от опасной сечи, трясли головами.
Снежное поле все гуще пятнали тела побитых, бугорки потерянных щитов и шеломов.
— Ур-р-ра-гах! — донесся чуждый гул.
Черная лавина покатилась к Сити.
Юрий Всеволодович прикинул: татары смяли русских. Но это конечно же лишь малая часть сторожевого полка Дорожа.
Поняли это и занимавшие передние ряды владимирские лучники.
Пождав, пока татарская конница приблизилась на один перелет, пустили тучу стрел.
Татары сразу же развернулись и, оставив на берегу нескольких убитых, ускакали.
— Как мы их! — радовался, сияя всем юным конопатым лицом, Лугота.
Вышли из своего шатра Константиновичи.
— Ну, что, за наших детей, братья? — негромко сказал Василько.
— Прости, что вчера речи против твоего смысла говорил, — повинился младший Владимир.
— Прощай? — коротко взглянул старший.
Еще раз все трое посмотрели друг на друга, вскинулись в седла.
Лошади задирали головы, повинуясь всадникам, послушно устанавливались в ряды.
Выдвинулся перед ними великий князь. Челом суров, очи набрякли темными окружьями в морщинах. Шелом держал в руке, волосы слабо шевелил утренний ветер. Посмотрел продолжительно.
— Погибнуть аль живу быти? Но — победить! Лучше живу быти. С Богом! — И надел шелом, сразу засиявший изо всех.
Многие поспешно еще раз перекрестились. Иные шевелили губами, творя молитву.
— Ставьте стяги! — негромко велел Юрий Всеволодович.
Это означало строиться всем конникам и пешцам. Это означало готовиться к бою.
Сразу же завыли рога и трубы.
Меднорудые кроны сосен, пронизанные утренним светом, отливали то голубизной неба, то золотом восходящего солнца. Разгоревшаяся заря окатила розовым светом снега. Само солнце поднималось над бором багровое, воспаленное.
— Зарево! Пожар!
— Ништо! Заря столь жаркая.
— Не там! На закатную сторону погляди, куда светило западает!
Юрий Всеволодович оглянулся. Далекое зарево огня сгустило утреннюю дымку. Верхушки ближних деревьев пропали из виду.
— Никак, Езьск горит?
— Нет, подальше. Рыбаньск, должно.
Кроваво-красный всполох пучился, вздымался над мертвенно-немыми рекой и лесом.
Наконец огненный пузырь прорвался черными вихрями сразу в трех местах.
— Бежичи горят!
— И Городок!
— И Езьск пылает, братцы!
— Надо бечь на помощь, огонь гасить!
— Татаре, что ли, пожар-то вздули?
— Они, они! Везде — они! Все четыре погоста запалили. Вот-вот сюда будут.
— Охолонь! Не нагоняй страху. От погостов до нас десять поприщ. Успеем изготовиться!
Со стороны горящих погостов двигалось живое месиво из людей и лошадей. Шум, скрип, отдельные выкрики, но ни слова нельзя было разобрать…
Но вот долетело отчаянное:
— Татаре! Татаре!
Значит, верно, что это они пожар вздули. Не хотелось верить, что и в окрестных городках оказались татары. Именно в ту сторону Юрий Всеволодович намечал отход в случае поражения, именно для этого велел вырубить широкую просеку в лесу. А теперь ею воспользуются татары. И как они смогли все прознать, как успели обогнуть огромный лес и выйти с тыла? Они пока еще далеко, можно развернуть часть полков в их сторону…
Но нет! Даже если бы удалось вовремя оценить опасность, если бы удалось призвать всех князей, и не только Северо-Восточной Руси, но и Южной — того же Михаила Черниговского, можно было бы нанести больший урон пришельцам, но отбросить их не удалось бы все равно. Это смерч! Что им русские деревянные крепости, что им рвы и частоколы, если они прошли изгоном по Китаю, Средней Азии, Ирану, Кавказу, если перед ними не устояли и каменные, до их прихода казавшиеся неприступными крепости.