— Только не заныкай... — Боб торопливо сунул ему пластинки.
Родители Боба, такие же пухлые очкарики, проводили Мэлса до двери настороженным взглядом.
— Боря, чем ты занимаешься в этом доме в наше отсутствие? — трагически спросил отец, когда дверь захлопнулась.
— Папа, мы просто танцуем!
— Боже мой, он просто танцует! Посмотрите на него — он просто танцует! — всплеснул руками отец. — Когда в этой стране нельзя громко чихнуть, чтобы не попасть под Уголовный кодекс! В конце концов, никто не отменял статью «Преклонение перед Западом» — от трех до восьми с конфискацией. Посмотри в зеркало, Боря — под эту статью подпадают даже твои ботинки!.. Кто этот человек?
— Мой знакомый!
— Боря, почему ты такой доверчивый? У него приятная наружность работника НКВД!
— Папа, нельзя подозревать каждого встречного!
— Боря! Ты знаешь, что это такое и почему оно тут стоит? — указал отец на маленький саквояж у входной двери.
Боб тоскливо закатил глаза.
— Да, да, это то самое, что необходимо человеку в камере предварительного заключения! Дядя Адольф сидел хотя бы за то, что у него политически неправильное имя. Тетя Марта — за то, что не там повесила портрет Сталина. Боря, в этой стране и так всегда во всем виноваты врачи и евреи — зачем ты сознательно ищешь неприятностей?
— Папа! — заорал Боб. — Ну невозможно так жить — за запертой дверью, с этим проклятым чемоданом! Ты как врач должен понимать, что бесконечное угнетение психики приводит к распаду личности!..
— Боря, — всхлипнула мать. — Если тебе совсем не жалко себя — пожалей хотя бы нас с папой...
Мэлс стоял дома перед зеркалом в новом стильном наряде — длинном бирюзовом пиджаке, ядовито-желтой рубашке, коричневых «дудочках» и ботинках на «манной каше». Он пытался взбить короткие волосы в какое-то подобие кока.
— Зря ты это... Ой, зря!.. — покачал головой отец. Он курил, сидя на табурете, наблюдая за сборами.
Вошел Ким со скрипичным футляром — и потерял дар речи, увидев брата. Обошел его, оглядел со всех сторон.
— Мэлс... Ты что, спятил?
— А что такого случилось, Ким? — улыбнулся Мэлс. — Просто костюм другой надел.
— Ты же не собираешься в этом на улицу выйти?
— Конечно! Зря, что ли, вагоны по ночам разгружал?
— Пап, а ты что сидишь? — отчаянно сказал Ким. — Ты что, не понимаешь? Скажи ему!
— А чего? Смешно. Мне нравится, — сказал отец. — Мы вон в деревне тоже — вырядимся, рожи раскрасим — и айда девок пугать!
Мэлс новой вихляющей походкой прошел через кухню.
— Здравствуйте, — поздоровался он с соседками.
Те подняли головы от кастрюль — и замерли. У одной выпала из ослабевшей руки солонка и булькнула в кипящий борщ. Они молча проводили его глазами по коридору.
Выйдя из подъезда, Мэлс остановился, весело прищурился на солнце. В этот момент в спину ему ударил камень.
— Стиляга! Стиляга! — в восторге завопили малыши, сбегаясь к нему со всего двора.
— Ты что, Санек, не узнал, что ли? — спросил Мэлс у метателя. — Витька! Ленка! Это я, Мэлс!.. — он едва успел увернуться от новых камней.
— Я не лягу под стилягу! — радостно крикнула пятилетняя Ленка, запустив в него еще один.
— Ну, ладно! Велик опять сломается — ко мне не приходите! — погрозил Мэлс и, пытаясь сохранить достоинство, не торопясь пошел через двор, сопровождаемый ордой самозабвенно орущей малышни.
Уже не так уверенно, как поначалу, Мэлс шагал по улице. И хотя к вечеру улица была полна спешащих с работы людей, шел он в одиночестве. Толпа за три шага расступалась перед ним, обтекала с двух сторон и смыкалась сзади. Он искоса поглядывал на обращенные к нему со всех сторон лица: кто смеялся, кто плевал вслед.
Он запрыгнул в переполненный автобус. Пассажиры тотчас подались в стороны, и снова он остался один в перекрестии взглядов.
— Ну и что ты нацепил это тряпье? Напомадился, как баба! — начал мужик с орденскими планками. — Ведь нормальный с виду парень, воду на тебе возить!..
— Послушайте, я вам мешаю? — вежливо спросил Мэлс.
— А ты на меня голос не повышай! — тотчас заорал мужик. — А то в милицию сдам, там тебя причешут под ноль!
— Слушайте, я же вас не трогаю! — не выдержал Мэлс. — Просто стою...
Тут, как по команде, загудели все разом.
— Эх, жаль, не те годы! — перекрикивал всех мужик. — Согнать бы вас всех до кучи и на Соловки лес валить!..
Автобус подъехал к остановке. Открылась дверь, и оттуда пробкой вылетел растрепанный Мэлс. Следом выплеснулся возмущенный гвалт. Дверь тут же захлопнулась, и автобус проехал мимо. Из-за каждого окна, немо раскрывая рты, грозили ему пассажиры.
Мэлс поправил кок, отряхнул пиджак и двинулся дальше.
Стиляги стояли на том же месте, у Елисея. Долговязый, как и в прошлый раз, долбил себя ладонями по коленям, отбивая бешеный ритм, остальные болтали. Они разом, оборвав разговор, обернулись к Мэлсу... Возникла пауза. Долговязый вдруг картинно закатил глаза и повалился в обморок со всего роста. Его поймали и стали обмахивать руками.
— Смотрите, а он, оказывается, на человека похож... — в тишине задумчиво сказала кукла.
Полли, прикусив губу, смотрела на него исподлобья.
Фред неторопливо обошел его со всех сторон, оглядел. Взял конец галстука, пощупал материал.
— Мэйд ин Тамбов? — спросил он. — У меня завалялся один. Напомни, чувак, завтра принесу... Фред! — протянул он руку.
Тут же, галдя, потянулись знакомиться остальные.
— Дрын! — представился долговязый. — Ударник. Но не коммунистического труда!
— Бетси, — кокетливо пискнула кукла.
— Стив.
— Руби.
— Шерри.
— А это Капитал!
Боксер, на этот раз ярко-желтый, заученно подал Мэлсу лапу.
— Ну ты даешь, Мэл! Неужели один шел? — удивленно спросил Боб.
— А вы как?
— Хотя бы по двое стараемся. Все-таки проще от жлобов отбиваться.
— А как отбиваетесь?
Боб пожал плечами.
— У каждого свой прием... Начнем с тычинок и пестиков. Во-первых, нельзя в драку лезть, даже если руки чешутся в морду дать. Других бы отпустили, а у нас уже двое сели. Лучше просто молчать. Во-вторых, если все-таки замели: хоть наизнанку вывернись, но дозвонись Фреду — отец вытащит. В-третьих... Во, гляди, — прервав лекцию, в восторге указал он. — Сейчас Бетси этого жлоба отошьет!