- Разбил боярин Басманов, - прервал Кирша. - Ну да; самого Хлопку-то убили, а есаул его ускользнул.
Да вы, чай, о нем слыхали? Он прозывается Чертов Ус.
- Как не слыхать, - сказал купец. - Оборони господи! Говорят, этот Чертов Ус злее своего бывшего атамана.
- А пуще-то всего он не жалует губных старост да земских, - примолвил Кирша. - Кругом Калуги не осталось деревца, на котором бы не висело хотя по одному земскому ярыжке.
- Разбойник! - закричал земский.
- А разве ты его знавал? - спросил купец запорожца.
- Знакомства с ним не водил, а видать видал.
- Где же ты видел?
- Я видел его два раза, - отвечал Кирша. - Первый раз в Калуге, где была у него разбойничья пристань; а во второй... - прибавил он вполголоса, но так, что все его слышали, - а во второй раз - я видел его здесь.
- Как здесь?.. - вскричал купец, помертвев от ужаса.
- Давно ли? - спросил земский заикаясь.
- Сегодня, - отвечал равнодушно Кирша.
- Сегодня?.. - повторил купец глухим, прерывающимся голосом. - С нами крестная сила! Да где ж он?..
- Сейчас сидел вон там - в переднем углу, под образами.
- Так это он! - вскричал купец, и все взоры обратились невольно на пустой угол. Несколько минут продолжалось мертвое молчание, потом все пришло в движение на постоялом дворе. Алексей хотел разбудить своего господина, но Кирша шепнул ему что-то на ухо, и он успокоился. Купец и его работники едва дышали от страха; земский дрожал; стрелец посматривал молча на свою саблю; но хозяин и хозяйка казались совершенно спокойными.
- Да чего мы так перепугались? - сказал стрелец, собравшись с духом. Нас много, а он один.
- А бог весть, один ли! - возразил земский. - Он что-то часто в окно поглядывал.
- Да, да, - подхватил дрожащим голосом купец, - он точно кого-то дожидался. А за поясом у него... видели, какой ножище? аршина в два!
- Слушай, хозяин, - сказал торопливо земский, - беги скорей на улицу, вели ударить в набат!..
- Эк-ста, что выдумал! В набат! - отвечал хозяин. - Да разве здесь село? У нас и церкви нет.
- Все равно! сделай тревогу, сбери народ!.. Да скачи скорей к губному старосте [Почти то же, что нынешний капитан-исправник. (Примеч. автора.)]; он верстах в пяти отсюда и мигом прикатит с объезжими.
- Что ты, бог с тобою! - вскричала хозяйка. - Да разве нам белый свет опостылел! Станем мы ловить разбойника! Небойсь наш губной староста не приедет гасить, как товарищи этого молодца зажгут с двух концов нашу деревню! Нет, кормилец, ступай себе, лови его на большой дороге; а у нас в дому не тронь.
- Дура! - сказал стрелец, - да разве ты не боишься, что он вас ограбит?
- И, батюшка, около нас какая пожива! Проводим его завтра с хлебом да с солью, так он же нам спасибо скажет.
- Да нам и не впервой, - прибавил хозяин. - У нас стаивали не раз, вот эти, что за польским-то войском таскаются... как бишь их зовут?., де! лагерная челядь. Почище наших разбойников, да и тут бог миловал!
- Ну, как хотите, - сказал купец, - ловите его или нет, а я минуты здесь не останусь, благо погода унялась. Ступайте, ребята, запрягайте лошадей! да бога ради проворнее.
- Так и я с тобою, - сказал стрелец. - Тебе будет поваднее со мною ехать; видишь, у меня есть чем оборониться.
- Возьмите уж и меня, - прибавил вполголоса земский, - я здесь ни за что один не останусь. Видите ли, - продолжал он, показывая на Киршу и Алексея, - мы все в тревоге, а они и с места не тронулись; а кто они?
Бог весть!
- Правда, правда! - шепнул купец, поглядывая робко на Киршу. Посмотрите-ка, у этого озорника, что вытянул всю мою флягу, нож, сабля... а рожа-то какая, рожа!.. Ух, батюшки! Унеси господь скорее!..
Двери отворились, и незнакомый вошел в избу. Купец с земским прижались к стене, хозяин и хозяйка встретили его низкими поклонами; а стрелец, отступив два шага назад, взялся за саблю. Незнакомый, не замечая ничего, несколько раз перекрестился, молча подостлал под голову свою шубу и расположился на скамье, у передних окон. Все проезжие, кроме Кирши и Алексея, вышли один за другим из избы.
- Теперь растолкуй мне, Кирша, - сказал вполголоса Алексей, - что тебе вздумалось назвать разбойником этого проезжего?
- Как что? Посмотри, какой простор!.. На любой лавке ложись!
- Ну, а как он об этом узнает?
- Так мне же скажет спасибо.
- Есть за что; а если его схватят?..
- Ах ты голова, голова! То ли теперь время, чтоб хватать разбойников? Теперь-то им и житье: все их боятся, а ловить их некому. Погляди, какая честь будет этому проезжему: хозяин с него и за постой не возьмет.
Через несколько минут купец, в провожании земского и стрельца, расплатясь с хозяином, съехал со двора. Кирша отворил дверь, свистнул, и его черная собака вбежала в избу.
- Теперь и тебе будет место, - сказал он, бросив ей большой ломоть хлеба. - Поужинай, Зарез, поужинай, голубчик! Ты, чай, больно проголодался.
Это напомнило Алексею, что барин его также еще не ужинал; но, видя, что Юрий спит крепким сном, он не решился будить его.
- Скажи-ка мне, - спросил запорожец, ложась на скамью подле Алексея, верно, у твоего боярина есть на сердце кручина? Не по летам он что-то пасмурен.
- Да, брат, есть горе.
- Что, чай, сокрушила молодца красна девица?
- Вот то-то и беда! Изволишь видеть...
Тут Алексей, понизив голос, стал что-то рассказывать Кирше, который, выслушав спокойно, сказал:
- Эх, любезный, жаль, что твой боярин не запорожский казак! У нас в куренях от этого не сохнут; живем, как братья, а сестер нам не надобно4. От этих баб везде беда. Доброй ночи, товарищ!
Скоро все утихло на постоялом дворе, и только от времени до времени на полатях принимались реветь ребятишки; но заботливая мать попеременно то колотила их, то набивала им рот кашею, и все через минуту приходило в прежний порядок и тишину.
IV
Еще вторые петухи не пропели, как вдруг две тройки примчались к постоялому двору. Густой пар валил от лошадей, и, в то время как из саней вылезало несколько человек, закутанных в шубы, усталые кони, чувствуя близость ночлега, взрывали копытами глубокий снег и храпели от нетерпения.
- Гей! отпирайте проворней!.. - раздался под окном грубый голос. - Да ну же, поворачивайтесь! не то ворота вон!
Пока хозяйка вздувала огонь, а хозяин слезал с полатей, нетерпение вновь приехавших дошло до высочайшей степени; они стучали в ворота, бранили хозяина, а особливо один, который испорченным русским языком, примешивая ругательства на чистом польском, грозился сломить хозяину шею. На постоялом дворе все, кроме Юрия, проснулись от шума. Наконец, ворота отворились, и толстый поляк, в провожании двух казаков, вошел в избу. Казаки, войдя, перекрестились на иконы, а поляк, не снимая шапки, закричал сиповатым басом: