Ветеран полка В.И.Палубков вспоминал: «За всю войну наш доблестный полк отразил десятки, если не сотни гитлеровских стервятников. Но мне особенно запомнился ночной бой 13 апреля 1943 года. Немцы решили разбомбить переправу, а заодно – и наш аэродром. Три девятки «Юнкерсов» заходили на бомбометание звездным налетом, с разных сторон. В светлое время суток мы элементарно своими зенитками разваливали строй вражеских самолетов. Ночью наша задача кратно усложнялась. Чтобы не допустить самолеты к объектам, мы вынуждены были ставить огневую завесу на их пути. Зенитных орудий и пулеметов вокруг переправы и аэродрома было недостаточно. Помогали корабли. Всю ночь бомбежка не прекращалась ни на минуту. Немцы по полной использовали освещение объектов ракетами и светобомбами. Орудия и пулеметы раскалялись от стрельбы, краска на них горела. Но люди выстояли и переправу сохранили, не дали разрушить причалы. Для нас, зенитчиков, это была большая победа. Меня сильно контузило, и я оглох. Лишь на третьи сутки пришел в себя. Потом было много других налетов и обстрелов. Но тот бой для меня и бойцов нашей батареи запомнился на всю жизнь».
В ходе подготовки к Красносельско-Ропшинской операции полк обеспечивал прикрытие войск 2-й ударной армии на Ораниенбаумском плацдарме. По окончании операции остался на своих позициях северо-западнее Ленинграда. За время войны 115-й ЗАП сбил 52 вражеских самолета. 18 мая 1944 года он переформирован в 43-ю зенитную артиллерийскую бригаду ПВО. Командовали полком в разное время полковники Кирш Григорий Васильевич, Горянин Анатолий Николаевич и Привалов Владимир Георгиевич. Такая примечательная деталь. Все три непосредственных боевых командира Юрия Никулина впоследствии стали генералами. Дальше всех по службе продвинулся В.Г.Привалов, окончивший с отличием академию в 1941 году. После 115-го артиллерийского полка он был заместителем командира зенитной артиллерийской дивизии, начальником штаба Ленинградской армии ПВО. В послевоенный период командовал дивизией ПВО, военным училищем, зенитной артиллерией Бакинского округа ПВО. Закончил службу генерал-полковник В.Г.Привалов командующим войск ПВО Сухопутных войск.
Вот в этих двух частях – 115-й зенитный артиллерийский полк и 43-я зенитная артиллерийская бригада – и провел семь лет на двух войнах мой герой. Именно героями себя ощущали только что достигнувший 18-летнего возраста рядовой красноармеец Никулин и его боевые побратимы. Постоянной идеологией понуждаемые, они свято верили в то, что очень быстро – недели три-четыре или, в крайнем случае, месяц – расправятся с «белофиннами». Патриотически настроенный Юра сел и написал заявление: «Прошу принять меня в ряды ВЛКСМ. Хочу идти в бой комсомольцем».
– Юрий Владимирович, вам политрук подсказал такое решение?
– Он со мной даже не разговаривал на эту тему. Просто на одном из политзанятий заметил, что в нашей батарее меньше комсомольцев, чем в соседней пятой. А я, признаться, давно уже подумывал: надо поступить в комсомол. Вдруг убьют, а я – беспартийный. И так в повестке домой напишут. Это ж стыдобища-то какая! И тогда я был искренен до отвращения. Тебе это, наверное, трудно понять. Да и сам я теперь думаю иногда: неужели был таким восторженно-патриотичным. А ведь был. Спустя четыре года я написал заявление о приеме в партию. Это был уже вполне осознанный шаг взрослого мужика – на фронте люди быстрее взрослеют, нежели в мирной жизни. Мне хотелось стоять как бы вровень с теми бойцами, к которым испытывал глубокое уважение. А они почти все уже были коммунистами. Но все равно сейчас вижу, что налета фронтовой романтики в том и другом случае наблюдалось предостаточно. С другой стороны, это сейчас наступили такие времена, что надо как бы оправдываться за свое прошлое. Этого я не признаю. И отказываться оттого, что прожил, даже пренебрежительно о нем отзываться не собираюсь. Мы были такими, какими были. И судить нас никто не вправе.
Тут что еще важно, коль мы уж завели такой разговор. Сейчас спорят: шли бойцы в атаку со словами «За Родину! За Сталина!» или не шли. Так вот – шли! И верили ему (не все, но очень многие, и я в том числе) как богу. И опять же многие перед боем говорили или писали: если умру, считайте меня коммунистом. Я этого: «если умру» не писал, но в остальном, повторяю, был искренним: действительно хотел быть коммунистом. Потому как то была большая честь. Не каждый ее удостаивался. У нас в батарее числилось около ста человек – коммунистов девять. А, если хочешь, самым главным, святым на ту пору коммунистом снова-таки был Сталин. Многим сейчас этого не понять, и они беснуются в своем, как им представляется, праведном негодовании: неужели те, воюющие, были столь наивны, примитивны? Да, были. Но кто дал кому бы то ни было право пенять людей, погибавших за Родину?