А Митрофан Антонович оглядел всех, снял свою шляпу и говорит:
— Ну, вот! Дождались!.. Нет, вы только подумайте, человек в космосе! Чудо-то какое!
Сказал это Митрофан Антонович негромко, будто с каждым из нас просто разговаривал, и все сразу затихли.
— Вот вчера еще разве думали мы, что сегодня такое произойдет? Да нет! Я, например, считал, что до космических полетов еще далеко. И вот тебе здрасьте-пожалуйста!
Все засмеялись, а Митрофан Антонович сказал:
— Да-да, как снег на голову. А вот сейчас из обкома позвонили и говорят: поздравьте-ка ваших рабочих. С чем, говорю. Да с тем, что в космическом корабле есть детали из вашего проката!
Все зашумели, захлопали, и не было вокруг ни единого спокойного лица. А некоторые пожилые тетки даже прослезились. Я посмотрел на Анку, она тоже терла глава.
— Чо ты, — сказал ей Юрка, — радоваться надо, а ты ревешь!
А директор снова поднял руку.
— Запомним этот день, товарищи! Запомним имя первого человека, проложившего дорогу к звездам. Этот человек — майор Юрий Алексеевич Гагарин!
Он помолчал чуточку, словно обдумывал, что еще сказать, и вдруг крикнул громко, по-молодому:
— Ура Гагарину!
Площадь мгновение молчала, будто набирая в свои огромные легкие воздуха, и вдруг мощно — в тысячи голосов — загремела:
— Ура-а-а!
Я кричу вместе со всеми, и высокая волна захлестывает меня. Мой голос вливается в тысячи других голосов, он впаян в могучее «а-а-а!» будто слюдинка в гранитную глыбу.
Гранитная глыба… Я смотрю сверху на эту толпищу, приглядываюсь, и она снова распадается на отдельных людей — ужас, сколько их! — вот я различаю лица, такие разные, улыбки на них, я вижу, как светятся глаза, и мне кажется, я всем, воем этим людям — родня.
Я смотрю на Анку, и мне хочется назвать ее сейчас как-нибудь хорошо, ласково — не Анкой, а Анной (нет, это слишком торжественно) или Аннушкой.
А на грузовик так же весело закинули главного инженера, и он сказал:
— Товарищи! Я предлагаю избрать в наш почетный президиум летчика-космонавта майора Юрия Алексеевича Гагарина!
Все опять хлопали, и я хлопал, и кричал что-то тоже, и вдруг обратил внимание на Юрку, который стоял на ступеньку ниже меня. Я смотрел на Юрку, на его курносый нос с редкими веснушками, на его белобрысую макушку. С Юркой что-то случилось. Он переступал с ноги на ногу, был красный, как вареный рак. И воровато оглядывался по сторонам. И тут, только тут меня осенило!
Я истошно, дико захохотал. На меня стали оборачиваться, шикать, а кто-то за спиной громко сказал:
— Вот хулиган!
— Товарищи! — закричал я. И теперь уже все окончательно повернулись ко мне.
— Товарищи! — кричал я, и видел, как в недобром предчувствии Юркина шея становится багровой. — А в нашем цехе есть тезка космонавта. Юрка Гагарин! Вот он!
И я хлопнул его по плечу. Юрка охнул и втянул голову в плечи. Площадь загудела. Кто-то крикнул:
— В президиум его!
А кто-то добавил:
— Качать его!
И вот Юрка уже сидит, нервно улыбаясь, за красным столом президиума, а площадь хохочет, обрадованная таким совпадением.
Потом выступали и выступали люди — секретарь парткома, комсомольский наш секретарь Володя Литвинов, мастера, рабочие. Все страшно волновались, когда говорили, голоса их дрожали; я волновался вместе с ними, будто сам выступал, и теплый комок то и дело подкатывался к горлу, и потом долго приходилось его глотать, думая о чем-нибудь другом.
А на грузовик поставили Матвеича, самого старого и самого опытного прокатчика, нашего мастера.
— Ну дак вот, — сказал он вдруг совсем не торжественно. — Как видите, люди добрые, один Гагарин у нас в бригаде уже есть.
Все засмеялись.
— Правда, не Юрий Алексеевич пока, а только Юрий Павлович.
Площадь снова засмеялась.
Матвеич подождал тишины и сказал:
— Ну да это ничего, наш Юра от Гагарина-космонавта не отстанет. — Он похлопал Юрку по плечу, тот совсем осоловел, повесил голову, и даже от нас было видно, как просвечивают на солнце его красные уши.
— Дак вот, — снова сказал Матвеич, — потолковали мы тут с ребятами и решили записать Юрия Алексеевича к нам в бригаду и работать за него. Дак вот…
У меня за спиной кто-то хихикнул над этим «даквотом», но я и ухом не шевельнул. Со мной лично Матвеич не советовался, но я, конечно, был за!
— Дак вот, — опять повторил Матвеич, — а зарплату его отдадим в фонд мира! А что?! — Он поглядел по сторонам, будто ища поддержки наших ребят, но ему захлопали, и он стал слезать с грузовика. И вдруг спохватился, вернулся к красному столу и сказал: