— Дик! — прошептал Гусь. — Голос! Слышишь, голос!
Дик удивленно посмотрел на него и глухо рыкнул. Не слышно.
— Голос, — попросил Юрка. И Дик залаял. Кошка с перепугу метнулась на изгородь и там, согнувшись в дугу, зашипела.
— Дик! — послышался из-за изгороди знакомый голос. — Подо ждите…
Юрка молча прошел дальше. Он слышал быстрое шлепанье босых ног по пыли, но не останавливался.
— Чего нос-то задрал? — сказала Рита. — Задавала…
Дик не стал нос задирать. Он весело запрыгал вокруг девочки, залаял.
— На речку? — спросила Рита.
— Купаться, — сказал Юрка.
Маргаритка заперла дом на замок, и они отправились на речку. Дик, далеко оставив их, бежал впереди. На развилках он останавливался и, оглянувшись на них, снова устремлялся вперед. Дорога нырнула в лес. Сосны и ели закрыли своими вершинами небо. Сухие еловые шишки, спрятавшиеся в пыли, больно впивались в голые ступни.
— Там за окопом сморчки водятся, — кивнул Юрка на усыпанный желтыми иголками мшистый бугор.
— Не люблю сморчки, — сказала Рита. — Белые люблю. Колосовики. В прошлом году я по сорок штук находила.
Юрка хотел сказать, что он больше находил, но раздумал. Зачем врать? Никогда не находил он столько белых грибов.
— У меня есть повар знакомый… Сотник, — Юрка улыбнулся. — Чудак! Принеси, говорит, мне сморчков… Не понесу я ему. Отравится еще.
— Повар-то? — удивилась Рита… — Не отравится.
— Мне не жалко, — сказал Гусь. — Целую корзину наломаю. Только их что-то мало стало.
— Спеши, — сказала Маргаритка. — Эти грибы весенние. Скоро их не будет.
Деревья расступились. Открылась широкая зеленая лужайка. В густом лозняке не видно реки Тимаевки. Но воздух пропитан влажной свежестью, тропинка под ногами стала податливой, пружинистой. Речка была узкая, по берегам заросла осокой. Кувшинки плавали в чистой прозрачной воде. На песчаном дне качались круглые желтые медяки — солнечные блики.
Выбрав спуск в воду получше, присели на траву. Дик зашел в воду по брюхо и начал лакать. Блестящие капельки со звоном скатывались с его розового языка.
Юрка бросил в речку палку, которую подобрал на дороге, и крикнул:
— Апорт!
Дик торпедой устремился на середину речушки. Течение пригладило его шерсть в одну сторону. С палкой в зубах он выбрался на берег. Вода струйками сбегала на траву. Подпрыгнув на месте, он вдруг фыркнул и отряхнулся прямо на ребят.
— Ну купайся, чего же ты? — сказала Рита.
— Я люблю нырять, а тут мелко, воробью по колено.
— Отвернись, — попросила Рита.
Юрка стал смотреть на противоположный берег. Он был обрывистый и песчаный. Сразу за берегом плечом к плечу стояли желтые сосны. За спиной раздался громкий всплеск и визг:
— Ух, холодная!
Маргаритка, смешно баламутя воду ногами, доплыла до другого берега и, обхватив себя руками за плечи, шлепнулась в теплый песок.
Ее мокрая коса блестела на солнце. Блестели и капли на плечах. Длинноногая, стройная, в коротеньких черных трусах, лежала Маргаритка на песке и смеялась. А Юрка пнем сидел на берегу и ругал про себя бабку, которая позабыла ему трусы выстирать.
— Прыгай с берега, — подзадорила Рита. — Там глубоко.
— Неохота, — пробурчал Гусь. — Это разве река? Ручеек… Вот у нас была река — это да!
— Ты что, плавать не умеешь? — смеясь, спросила Рита. — Так бы и сказал… Лезь в воду — научу.
Юрку возмутило такое нахальство. Сама еле на воде-то держится, а его учить хочет! Эх, была не была…
— Послушай, отвернись, — попросил он. — Я тебе покажу, как надо плавать!
Не спуская глаз со спины Маргаритки, в два счета сбросил с себя солдатские галифе, рубаху и в чем мать родила бухнулся в воду. Впопыхах он не рассчитал и крепко приложился лбом ко дну. Вынырнул, ошалело завертел головой. Рита, берег, сосны замельтешили, закрутились в глазах. Через секунду все стало на свои места.
Забыв, что он без трусов, сильными саженками поплыл Гусь вниз по течению. Скользкие водоросли хватали его за ноги, кувшинки царапали шею, а он плыл и плыл. Рядом резал грудью воду Дик. Его частое горячее дыхание обжигало ухо, а мягкая в воде шерсть приятно щекотала плечо.
Маргаритка осталась далеко позади. Ее ноги не хуже мельничного колеса молотили воду, но разве Юрку догонишь?
Назад, против течения, трудно было плыть. Дик не стал зря тратить силы. Он выскочил на берег и трусил рядом по траве. Юрка шел по дну. Вода с журчаньем обтекала грудь. Стрекозы слетали с прибрежной осоки и махали крыльями возле лица. В прозрачной воде видно было, как стайками шарахались в разные стороны мальки.
Рита уже вылезла из воды. Она стояла к Юрке спиной и выкручивала косу. «Как же я теперь вылезу?» — подумал Юрка. У берега было совсем мелко, он присел.
— Я же тебе сшила трусы, — не поворачиваясь, сказала Рита. — Почему ты их не надеваешь?
Юрка хотел рассердиться, но не мог. Она спросила просто, без тени насмешки. Она привыкла ухаживать за отцом и поэтому могла спокойно говорить любые вещи, связанные с домашним бытом.
— Хочешь, я тебе еще одни трусы сошью? — спросила она, искоса взглянув на дрожащего в прохладной воде Юрку.
Это уже было слишком!
— Ну чего ты торчишь на берегу? — вскипел Юрка. — Давай уматывай!
— Извини, — усмехнулась Маргаритка. И, отбросив за спину косу, неторопливо пошла прочь.
Юрка догнал ее в лесу. Отойдя в сторону от дороги, она собирала землянику. Коса оставила мокрую полоску на сарафане, на голове волосы уже высохли, белыми паутинками спускались на лоб, глаза. Она встала и протянула ему букетик сочных красных ягод.
— Попробуй, какие вкусные.
— Сама ешь, — сказал Юрка, но ягоды взял и, не зная, что с ними делать, сразу весь пучок отправил в рот. Маргаритка удивленно посмотрела на него и прыснула со смеха.
— Выплюнь траву-то…
Юрка вытер рукавом красные от сока губы.
— Рубашкой? — покачала головой Рита.
— А чем же еще? — огрызнулся Гусь. — Штанами?
Ему надоели замечания. Что за человек эта Маргаритка? Раз сделает хорошо, два — плохо. Ну чего, спрашивается, придирается? Все мальчишки вытирают нос и рот кулаком или рукавом. Только Стаська один — платком. Его так в Ленинграде приучили. Но спорить с девчонкой не хотелось. Свяжешься, потом сам будешь не рад. Ей слово — она десять.
Они шли рядом. Дик бежал впереди. Маргаритка была ростом с Юрку. Ситцевый сарафан едва доставал ей до круглых коленок. Золотистый загар тронул плечи. Там, где лямка сарафана съехала в сторону, кожа была белая.
— У меня Дика хотят отобрать, — сказал Юрка и испытующе посмотрел на Риту.
— Давно пора…
— Это почему?
— Дику будет лучше в гарнизоне. Он ведь служебный пес. А ты его испортишь. Бегает без толку, как дворняжка.
— Мы с Диком будем шпионов ловить, — сказал Гусь. — И никто его у меня не отбирает. Я наврал.
— Это ты умеешь.
— Не любишь ты Дика.
— Люблю.
— Почему тогда не приходишь?
Рита искоса взглянула на Юрку и спросила:
— А ты?
Юрка не ответил. Он наступил на колючую шишку. Нагнулся за ней и запустил вверх. Шишка со свистом зарылась в гуще сосновых веток. И тут же, спустя секунду, мягко упала в пыль.
— Уеду я отсюда, — сказал Гусь. — Хочу путешествовать. Как Ричард Львиное Сердце. И еще хочу быть разбойником. Ну, таким, как Робин Гуд. Грабить богатых и все отдавать бедным… Мне ничего не надо.
— Тебе надо было при царе родиться… Буржуев-то давно нет. Кого же ты будешь грабить?
Юрка вдруг покраснел. Даже уши запылали.
— Все. Отрезано, — глухо сказал он. — Я ведь прогнал Ангела. Разные у нас дорожки… Один раз, правда, украл. Колбасу и консервы. Не для себя — для Дика.
Загребая ступнями теплую, как зола, пыль, он ждал, что скажет Рита. А она ничего не говорила. Крутила в пальцах кончик носа и внимательно смотрела на обочину. Остановилась, присела. И сарафан, словно парашют, опустился в пыль, закрыв ноги.