Юркина мотыга сиротливо торчала посередине борозды. Он помнил, что, увидев бензовоз, бросил ее. Это бабка воткнула мотыгу. Значит, знала, что Юрка вернется.
Он встал в борозду и как ни в чем не бывало принялся подгребать. Поравнявшись с бабкой, поднял на нее глаза. Бабка не глядела на него, будто Юрки вовсе на огороде и не было.
— Устала ведь, баб, — сказал Гусь. — Отдохни. Я поработаю.
Бабка разогнула спину, потерла поясницу. Лицо у нее было совсем не сердитое. Приложив ладонь ко лбу, она поглядела на солнце.
— Ребятишки тут к тебе оравой приходили, — сказала она. — Звали куда-то… Толком не расслышала. На речку, что ли?
Юрка тоже посмотрел на солнце. Высоко, над самой головой. И жарко. Рубаха прилипла к плечам, шея мокрая. Хорошо бы сейчас с берега… Вода прохладная, красота!
— Поработаю, — сказал Юрка. — Урок у меня… Четыре борозды окучу и пойду.
Бабка надвинула платок на лоб, воткнула свою мотыгу в землю.
— Иди купайся.
— Поработаю, — упрямо сказал Гусь.
Он сбросил рубаху, из майки соорудил что-то наподобие тюрбана и надел на голову. Свой урок он выполнит, если бы даже на небе не одно, а сто солнц засияли.
Бабка ушла в избу, а Юрка принялся за дело. Чем скорее он выполнит свой урок, тем раньше попадет на речку. Главное, не отвлекаться. Но это сделать оказалось не так-то просто. Юрка еще не закончил окучивать и вторую борозду, как на крыльцо вышел Жорка Ширин. Уселся на верхнюю ступеньку и, вытащив из кармана белый сухарь, стал его яростно грызть. Юрка сначала делал вид, что не видит Жорку. Рыжий тоже не хотел замечать Гуся. Несмотря на гнилые зубы, он удивительно быстро разделался с сухарем. Из другого кармана достал кусок сахару. Кусок был большой, и Жорка никак не мог запихать его в рот. Положил на доску и ахнул камнем. Белые брызги разлетелись во все стороны. Жорка сначала облизал камень, потом, опустившись на колени, стал подбирать с земли кусочки сахару.
Откуда ни возьмись, появился Тобик. С секунду он удивленно смотрел на своего хозяина, но, сообразив, в чем дело, бросился помогать ему. Сахар так и затрещал на крепких собачьих зубах.
— Пошел вон, — отпихнул Тобика Жорка.
Тобику сахар понравился. Он не захотел уходить. Наоборот, он выхватил у Жорки из-под самых рук кусок.
— Отдай, обжора! — вцепился Жорка в собаку. — Кому говорю?!
Тут Юрка не выдержал.
— Сам ты обжора, — сказал он. — Зубов нет, а сахар трескаешь.
Жорка отпустил Тобика. Желтоватые в крапинку глаза стали злыми.
— Это сахар мой, — сказал он. — Я не ворую…
Юрка едва сдержался, чтобы не запустить в него камнем. Не стоит руки пачкать. Прибежит Шириха, шум поднимет… Бабка опять расстроится.
— У меня привычки такой нет — воровать, — ухмыляясь, продолжал разглагольствовать Жорка. — Воров в тюрьму сажают.
Юрка посмотрел на жирное, расплывшееся Жоркино лицо и почувствовал, как закипает бешенство. Не задумываясь проломил бы ему рыжую башку мотыгой. Если перемахнуть через забор, можно поймать… Не успеет удрать. Гусь медленно двинулся к забору.
— Тронь только, — сказал Жорка. — Старшина дома… Он живо те холку намылит.
Юрка окинул взглядом забор. Высокий. С ходу ни за что не перепрыгнешь. А пока будешь перелезать, Жорка смоется.
— Дядя Петя, — на всякий случай позвал Жорка, не спуская с Юрки глаз. — Выдь на минутку…
В сенях глухо хлопнула дверь, затопали тяжелые шаги, и на крыльце появился старшина. Он был без ремня, ворот расстегнут. Живот вздул гимнастерку, на толстом лице — пот. Видно, пил чай, распарился.
— Ну и погода, — поглаживая себя по животу, сказал он. — Пустыня. Сахара.
— Дядя Петя, — угодливо сказал Жорка, — пойдем на речку?
— Далеко?
— Чуток поболее версты.
— Надо подумать, — старшина потянулся, икнул. — Я, понимаешь, вздремнуть хотел.
— Там вздремнете, — уговаривал Жорка. — Под кусточком.
Старшина снова икнул и увидел Гуся. Маленькие водянистые глаза его с минуту буравили мальчишку.
— Не совестно? — наконец спросил старшина.
— Вы о чем, дядя?
— О консервах и колбасе… Знаешь, что это такое?
— Продукты.
— Сколько банок увел?
— Одну, — сказал Юрка, — два круга колбасы и буханку хлеба.
Жорка обалдело захлопал рыжими ресницами, рот его широко раскрылся.
Старшина тоже опешил.
У него даже икота пропала.
Он застегнул пуговки на воротнике, провел рукой по гимнастерке.
— Это же… форменный грабеж!
— Да нет, — сказал Юрка. — Это в долг.
Старшина побагровел:
— Я тебя к коменданту… Посажу!
Юрка спокойно высморкался. Хотел по привычке вытереть нос рукавом, но раздумал. Достал из кармана большой платок с дыркой посередине и несколько раз провел под носом. Аккуратно сложил платок, спрятал в карман.
— Люблю, чтобы все было по-культурному, — ни к кому не обращаясь, произнес он. И, бросив презрительный взгляд на Жорку, добавил: — Конечно, сопливым никакой платок не поможет…
Жорка растерянно оглянулся на старшину и несколько раз подряд шмыгнул носом. Но это не помогло: под носом еще больше заблестело. Платков у Жорки сроду не водилось, а рукавом вытереть нос не решился. Так и остался сидеть на крыльце с мокрым носом.
— Платком нос вытирает, — сказал Жорка, — а чужую колбасу ворует… Это по-культурному?
— Захлопни свою коробку, — посоветовал Юрка. — С тобой, микроба несчастная, никто разговаривать не желает. Попадись на речке, утоплю!
— Полегче, Гусь, — сказал старшина. — Мне про твои делишки все известно… Да ты и сам не скрываешь.
— Вы не разоряйтесь, дядя, — перебил его Юрка. — Сказано, продукты я взял в долг.
— До конца войны? — усмехнулся старшина. — На том свете угольками будешь рассчитываться… Хитер ты, Гусь, да и я не дурак…
— Дурак, — сказал Юрка и, повернувшись к старшине спиной, неторопливо отправился домой.
Вернулся он скоро. Старшина, голый до пояса, стоял у крыльца, а Жорка лил ему из кружки воду на толстую красную шею.
— Эй, дядя! — окликнул Гусь. Старшина фыркал, как боров, хлопал себя ладонями по жирной груди. На Юрку он даже не посмотрел.
— Вот ваши продукты! — крикнул Юрка и перебросил через забор банку с тушенкой.
— А это вместо колбасы и хлеба… — И вторая банка, побольше, мягко шлепнулась в траву.
Жорка бросил кружку в ведро и кинулся подбирать банки.
— Свиная тушенка, — показал он старшине. — Не брешет…
— Квиты? — спросил Гусь и, не дожидаясь ответа, ушел с огорода.
Случайно на чердаке Юрка наткнулся на сундук. Сверху были навалены старые газеты, журналы с выцветшими обложками. А под ними лежали книги. Юрка взял одну, раскрыл: «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтов. Равнодушно полистал, хотел бросить в сундук, но что-то его остановило. Подсел поближе к свету, падавшему через круглое чердачное окошко, стал читать и… очнулся, когда услышал громкий лай Дика.
Книжка была интересная. Прочитав ее, принялся за другую. Юрка читал все подряд, без разбору: «Девяносто третий» и «Человек, который смеется» Гюго, «Выстрел» Пушкина, «Преступление и наказание» Достоевского, «Красное и черное» Стендаля, «Избранное» Чехова и много других. С чердака он перекочевал в амбар. И там один на один с книгой мог проторчать с утра до вечера. Сначала с ним был Дик, но потом собаке надоело валяться в темном амбаре и нюхать сенную труху. Дик ложился на траву у входа в амбар и надежно охранял своего друга. Гусь забывал даже про обед. Зато Дик никогда не забывал. Когда бабка начинала ухватом двигать чугуны в печке, он лапой открывал дверь, подходил к Юрке и носом тыкался в лицо: дескать, пора, друг, жареным запахло.
Повар Сотник каждое утро выдавал порцию кухонных отходов для Дика. Угощал борщом, кашей и Юрку. Опорожнив миску, Гусь вытирал губы носовым платком, говорил:
— Хорошо быть поваром… Сколько хочешь ешь — и никто тебе слова поперек не скажет.